Антропология мировой революции

Недавно в США приняли новый устав для армии и морской пехоты по борьбе с восстаниями в чужих странах:

«Борьба с повстанцами начинается с помощи США нуждающейся стране. До предоставления военной помощи как таковой, согласно уставу, в стране необходимо создать «институты устойчивого развития» для контроля над населением, для проведения экономических реформ и оказать содействие в лишении повстанцев свободы перемещения. Интересно, что авторы устава мыслят поколениями. Первичная цель — «политическая мобилизация населения», которое должно начать ассоциировать себя с существующей властью. Аудитория — в первую очередь провинциальная молодежь, которая проходит образовательные и политические курсы, в том числе и с помощью негосударственных и некоммерческих организаций, которые не должны выглядеть как иностранные структуры. Данная молодежь в теории через годы займет властные позиции. Другая цель — добиться устойчивой правильной связи между центральной властью и администрациями на местах. НГО и НКО обязаны работать не только с элитой или интеллигенцией, но и с провинциальным населением. Также предлагается не забывать, что могут пригодиться и влиятельные эмигранты».

Почему с провинциальной молодежью? Потому что, извините за цинизм, из нее получаются дешевые и преданные делу партизаны, как в Ливии, Сирии и на западе Украины, да и у нас в Великую Отечественную. Или наоборот, не получаются, как на Донбассе, а не потому лишь, что повзрослев, эта молодежь занимает руководящие посты в государстве.

На Украине сработало. Сбежавшие после войны в США бандеровцы и их потомки вернулись с деньгами и геббельсовскими брошюрками о «голодоморе», обсели украинские университеты и создали новые. Стали готовить преподавателей ВУЗов, учителей школ и журналистов, которые должны были внушать молодежи ненависть к России, которая якобы столетиями угнетала Украину. Были выращены кадры, которые промышленным способом стали перерабатывать провинциальную молодежь Западной Украины в убежденных нацистов, одновременно идейно разоружая молодежь Восточной Украины.

Результат налицо. В «Правом секторе» «онижедети», едва достигшие совершеннолетия. В ополчении Юго-Востока люди за 40, воспитанные еще в СССР. Было даже сообщение о 67-летнем ополченце, контуженном в боях за аэропорт. Из-за контузии он не слышал команды к отступлению. Карабин был поврежден осколком, и старина стоял в окопе с гранатой, ждал украинских десантников. Так его и застали контратаковавшие ополченцы. Несмотря на протесты и просьбы оставить хоть в каком-нибудь качестве, солдата из-за контузии демобилизовали и отправили домой, к детям и внукам.

Сегодняшнее сопротивление – лебединая песня «совков». Поколение нынешних 20-летних для нас потеряно. Конечно, подростки Юго-Востока запомнят эту войну на всю жизнь, и их личные впечатления будут ярче, чем рассказы отцов и дедов о фронте, на которых воспитывались те, кто сегодня держат оборону. Но это произошло случайно. Американцы поторопились. Не дали «совкам» полностью сойти со сцены. На случайности и ошибки противника полагаться нельзя. Надо работать с молодежью. Причем не только со столичной, но и с провинциальной.

Можно ли этому сопротивляться? Можно и нужно. Вот рассказ севастопольского педагога Екатерины Алтабаевой:

«В девяносто пятом году я работала в школе. И история, которую детям преподают, у меня всегда вызывала массу вопросов. В этой программе все делалось, чтобы формировался образ России-врага. И тут пришел Алексей Михайлович Чалый, бизнесмен, горожанин, который подал идею, что нужно написать для деток историю Севастополя. И мы начали писать учебники один за другим. Начинались уроки севастополеведения как эксперимент в восьми школах, но процесс быстро набрал силу, и сейчас у нас шестьдесят одна школа и четыре интерната. А учебников уже пять, каждый посвящен разным периодам. Наверное, так и началось то, что некоторые называют третьей обороной Севастополя. Первая была в Крымскую войну, вторая — в Великую Отечественную, а третья — когда мы обороняли свою культуру, пока Крым был в составе Украины».

Но этот единичный случай, конечно, не мог скомпенсировать подрывную деятельность целой сверхдержавы.

Почему мы эту работу завалили? Ответ для многих парадоксален. Завалили мы эту работу потому, что заразились от Запада его дурной болезнью – утилитаризмом. Уверенностью, что практическая польза объективна и именно она определяет поведение людей. Инвестируя десятки миллиардов в украинскую экономику, мы не подумали о статусе русского языка, создании русских школ, университетов, стажировке украинских специалистов в России.

Американцы осознали проблему после поражения во Вьетнаме. Тогда Запад переоценил стремление местных жителей к благам цивилизации и недооценил необъяснимое для западного ума стремление к независимости. Запад считал свое богатство источником, доказательством и символом своего превосходства, а другие народы отнеслись к этому богатству без пиетета, как земляне к желтым штанам в фильме «Кин-дза-дза».

От утилитаризма надо было срочно избавляться. Конечно, у созданного сектантами американского общества были свои традиционные инструменты — миссионеры по всему миру. Подробнее я разбираю сектантские корни НГО в статье «Секты, диссиденты и подражание Западу». Но надо было и академическую науку подтянуть. Огромный вклад в эту работу внес американский антрополог Маршалл Салинс. Он постоянно напоминал, что для понимания общественных явлений необходимо рассматривать их смысл в данной культуре. Ведь одно и то же явление может иметь в разных культурах разный, подчас противоположный смысл. Утилитарная польза зависит от смысла. Говядина в Индии, свинина в Израиле или конина в России не очень полезны. Но определяется эта бесполезность смыслом, а не содержанием белков, жиров и углеводов.

В своей статье «Космологии капитализма: транстихоокеанский сектор «мировой системы»» Салинс блестяще показал не только образец применения символического анализа к истории и экономике разных стран и народов, но и невероятную инерцию мышления западных исследователей, даже тех, кто пытался преодолеть утилитаризм:

«С одной стороны, Вольф говорит об активной исторической роли народов, то есть об их способности самостоятельно конструировать свою материальную жизнь, исходя из имеющихся обстоятельств, но согласно концепциям своей собственной культуры. С другой стороны, он продолжает рассуждать в рамках теории, утверждающей, что концепции людей – лишь функция их материальных обстоятельств».

Если бы концепции людей были лишь функцией их материальных обстоятельств, если бы бытие и впрямь определяло сознание, если бы люди действительно «совпадали с тем, что они производят и как они производят», никакая работа с молодежью западных подрывных НГО не имела бы смысла. Вообще никакая пропаганда не имела бы смысла.

Бандеровская молодежь воспитывалась на дарвиновской борьбе наций за существование. Убей другого, и твоя нация победит. Этот «закон природы» существовал только в головах недоучек, вроде Бандеры, вылетевшего из университета за неуспеваемость. Львовский погром, прибитые к деревьям польские дети и прочие шалости западенских школяров не только не вытекали из «материальных обстоятельств», но и не обеспечили идеологам победу в конкурентной борьбе. За эти преступления их наказывали «не нашим методом» – публично вешали.

Концепции, на которых воспитывалась советская молодежь, при всей кажущейся «производственной» ориентации, не более утилитарны. Разительный разрыв между материальными обстоятельствами и концепциями иллюстрирует в своей книге С.Г. Кара-Мурза. Вот его впечатления от поездки в студенческие годы на Целину:

«Ехали из Кустаная на грузовиках, через казахские кишлаки. Был 1957 г., многие семьи жили еще в землянках… После европейской части землянку было видеть не по себе… Привезли нас на место – степь и перелески, надо ставить армейскую палатку. Подъехал молодой казах-пастух на лошади. Хоть и лето, а в шапке-ушанке и полушубке на голое тело. Мы еще ночи казахстанской не хлебнули, и в жару его наряд казался странным. Он явно залюбовался на наших девушек, но разговаривать стал с ребятами. Разговор был такой замечательный, что в память врезался до мелочей – и в то же время не верится.

Парень тот кончил местную десятилетку и работал пастухом. Узнав, что мы из МГУ, он обрадовался – у них, мол, таких никогда не бывало. И спрашивает нас: «Над чем сейчас Шкловский работает, что нового пишет?». Я лично имя Шкловского отдаленно слышал, но ничего не читал, так что промолчал. Нашелся среди нас один знающий, что-то сказал пастуху о космологии. Пастух проявил полное знание предмета. Я, говорит, стараюсь все книги Шкловского покупать, да не уверен, что все к нам доходят. Потом спрашивает: «А что Бонифатий Михайлович Кедров написал? Мне его работы по философии науки нравятся. Вы с химфака, наверное, знаете». Б.М. Кедров был философ и историк химии, но тогда я и имени его не слышал, это потом я его слушал на первом собрании, где открыто громили Т.Д. Лысенко (кстати, я с Лысенко рядом сидел на том собрании). А позже с Кедровым мне пришлось работать в одном институте. Но тогда пастуху никто не смог ничего ответить. Девочки наши вообще отвернулись, их смущали косматая лошаденка и тулуп на голое тело. Захохотал пастух и уехал.

В молодого казахского пастуха, почитывающего книжки профессоров МГУ, верится с трудом. В рабочих 30-х годов, занимающихся самообразованием в среднем 15 часов в неделю, о которых Сергей Георгиевич пишет в другом месте, тоже. Я бы, наверное, и не поверил, если бы перед глазами не было наглядного примера – моего отца. От спаянного еще в школе детекторного приемника с собственноручно выплавленным диодом из сульфида свинца, до ПС совместимого компьютера на 386 процессоре он прошел с помощью самообразовании. В хрущевские времена для карьеры стали требовать «корочки». Отец пошел на вечернее отделение института связи за «корочками». Специальность там преподавали те, кого он успел выгнать с телецентра за бестолковость. Учиться у них ему было нечему, наоборот, они на своих лекциях время от времени спрашивали, правильно ли рассказывают.

У нас даже протоиерей, председатель Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества Московского Патриархата рассматривает образование с утилитарной точки зрения:

«При всех известных достижениях советской средней школы в ней была одна особенность, которая меня как ученика совершенно не устраивала. Это навязывание очень «продвинутого» уровня предметов, которые, как я был уже тогда уверен, мне не пригодятся – физики, химии, сложнейшей математики. Я их, собственно, почти и не учил, зная, что удовлетворительную оценку мне все равно поставят, чтобы не портить отчетность. Но ведь школа, по советскому плану, должна была подготовить массу будущих специалистов для военной индустрии…» (Всеволод Чаплин)

Не знаю, согласился бы с такой оценкой отец Чаплина — видный конструктор советских радаров и космической радиоаппаратуры. Мой отец считал себя радиолюбителем и занимался электроникой для себя. Дома постоянно что-то паял, глядел в осциллограф и нас, детей, учил. Польза для военной и невоенной индустрии от его занятий, конечно же, была, и немалая. Первый растровый дисплей в СССР, первый дисплей на микропроцессоре. Но это был побочный продукт. То же можно сказать обо всех его друзьях.

С инженерами, которых учили для удовлетворения потребностей промышленности, отец столкнулся только в Москве. Инженер электронщик, который просил починить ему телевизор, даже не научить чинить, а именно починить, так и остался для отца неразрешимой загадкой. Радиолюбителями они не были. На работе скучали, дома пили, а заниматься самообразованием, или сделать что-то для себя им и в голову не приходило.

Чаплин, в данном случае, выступает как представитель фрондерствующей интеллигенции. В 60-х годах эта интеллигенция приспособила науку для своих целей, тоже отнюдь не утилитарных. Наука стала символом «элиты», отличающим ее от «быдла». В классах молодых учителей вдруг появились «дебилы», которым наука «не нужна». Сейчас носители таких представлений кастрируют программу российской школы, хотя экономике и обороноспособности страны это наносит очевидный вред. Взять хоть нынешний бум беспилотников. Это же авиамоделизм, которым советские подростки занимались в кружках при дворцах пионеров еще в 30-х. Просто появились дешевые камеры и устройства связи. Но где теперь эти авиамодельные кружки? Уничтожены. Чтобы «быдло» о себе не возомнило.

Поставить науку и технику на службу обществу – это именно концепция, сплачивавшая людей в нацию. Эта концепция так же перпендикулярна «материальным обстоятельствам», как и бандеровский социал-дарвинизм. Какая связь между материальными обстоятельствами молодого казахского пастуха и его интересом к космологии и философии науки? Да никакой! Но интерес этот связывал его со студентами МГУ. Сегодня с появлением интернета из казахского села можно связаться с профессором МГУ напрямую. Но наши реформаторы ограничивают программу средней школы одной общественной и одной естественной наукой и ревниво следят, чтобы пастухи соответствовали своим овцам.

Севастополеведение, которым севастопольцы пытались защититься от бандеровской пропаганды, органично связано с военным делом, с артиллерией например, а значит с физикой и химией, с авиацией и флотом, а значит электроникой, авиацией, акустикой и т.д. и т.п. Реконструкторы не только сидят в библиотеках, но и овладевают технологией – сваркой, ковкой, столярным и слесарным делом. Да, все это не утилитарно. На жизнь ковкой булатного клинка или сваркой рыцарских доспехов, скорее всего, не заработаешь. И НИИ стали и сплавов не резиновый. Но ведь не хлебом единым. Но и о хлебе неплохо подумать. Экономия от международного разделения труда — это прекрасно. Но Россия должна уметь делать все, что умеет делать человечество и создавать для этого новые отрасли и рабочие места. Не только чтобы защититься от санкций, но и чтобы выращивать граждан, а не роботов, приставленных к станкам делать что велено заморским хозяином. Если это несовместимо с условиями ВТО — тем хуже для ВТО.

Если научно-техническое творчество и высокотехнологичные рабочие места у провинциалов отнять, в провинцию придут какие-нибудь ваххабиты или бандеровцы, и интересы молодежи будут другие. А ваххабиты и бандеровцы непременно придут. Об этом уже и в уставе американской армии прописано. И связан пастух будет не с профессором МГУ, а с Байденом или Хоттабом.

Столичные либералы не хотят служить в армии и надеются, что это за них будут делать «мужчины (и женщины) из провинциальных городов». Рассуждения их построены все на том же утилитаризме. Мол, после уничтожения науки, промышленности, сельского хозяйства и ЖКХ казарма с водой в кране и теплым сортиром покажется провинциалам раем:

«Служба в армии стала престижной – в том числе по качеству образования и уровню оплаты и материальных благ. Она признается хорошей «карьерной лестницей», особенно для мужчин… из семей с невысоким социальным статусом, выходцев из села и малых городов». (Институт социального развития «РОССИЯ XXI ВЕКА: ОБРАЗ ЖЕЛАЕМОГО ЗАВТРА»)

Но ведь ИНСОР откровенно врет. Это в советское время офицерская служба была престижной. Сейчас уже нет. И дело не в уровне оплаты, а в интересе молодых людей к технике. Танкисты получаются из парней, которые помогали чинить трактора. Связисты, зенитчики, летчики получаются из радиолюбителей и авиамоделистов и так далее. Как по советскому и российскому телевидению смаковали кадры американских бомб, наводящихся по лазеру и ракет, узнающих местность. Но ведь и у нас это было, и работало уже в Афганистане. В армию шли, чтобы все это знать и потрогать своими руками.

И дело не в том, что в училище нельзя всему этому научить. Просто если в селе не осталось ни одного трактора, а в поселке нет радио или авиамодельного кружка, ребята оттуда не пойдут в военное училище. Интересы будут другие, независимо от того, какие утилитаристские фантазии бродят в головах экономистов из ИНСОРа или Высшей Школы Экономики. А если и пойдут за длинным рублем, то при первой возможности свалят в какой-нибудь ЧОП. А без физики подростку гораздо труднее понимать и механику и электронику. Кастрируя школу, подрывая престиж технических профессий и естественных наук, разрушая промышленность и сельское хозяйство, реформаторы подорвали не только экономику, но и стремление служить стране и народу, нанесли тяжелый удар по единству российской нации.

Можно ли заменить Шкловского и Кедрова чем-нибудь невразумительным, типа «прорвемся» или «Россия вперед»? Как-нибудь так исхитриться интегрировать пастуха в общество, чтобы он о себе много не воображал и остался «быдлом»? Чтобы не считал себя равным москвичу, выросшему среди блестящих супермаркетов, а «совпадал» со своей землянкой, тулупом на голое тело, овцами и прочими «материальными обстоятельствами»? Вряд ли. Такой суррогат оставляет огромное поле деятельности для всевозможных западных сект и НГО. Они-то предлагают пастуху равенство и братство. А за «братьев» можно взять автомат и пойти воевать с «зажравшимся москалем».

Александр СТЕПАНОВ
Источник: «Точка.ру»

Поделиться