Спор вокруг Иерусалимской общины

Спор вокруг Иерусалимской общины

 

«Первая любовь»

Об известном фрагменте Откровения Иоанна – «послания Ангелу Ефесской церкви»: «Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела» (Откр; Апок. 2:4–5) — христианский публицист Лев Тихомиров пишет: «Однако Откровение уже делает Церкви упрек за то, что она «оставила первую любовь свою». Надо полагать, это относится к утрате того духа, при котором у верующих всё было общее — не только сердце и вера, но и имущество, и не было среди них ни бедных, ни богатых, как гласят «Деяния»» [23, с. 377-378]. Эта мысль Тихомирова приобрела значительную известность, тем более, что она согласуется с хорошо знакомыми православному читателю комментариями на Апокалипсис святителя Андрея Кесарийского, где упоминается, что Господь «стыдит и порицает за охлаждение в любви к ближнему и благотворительности» [25, с. 16]. Приведем эти удивительные фрагменты Деяний Апостольских, которые иногда называют «коммунистическими»:

«Все же верующие были вместе и имели всё общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде всякого» (Деян. 2:44–45).

«У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее. Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые вла​дели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нуж​ду. Так Иосия, прозванный от Апостолов Варнавою, что значит – сын утешения, левит, родом Кипрянин, у которого была своя земля, продав ее, принес деньги и положил к ногам Апостолов» (Деян. 4:32–36).

«…когда умножились ученики, произошел у Еллинистов ропот на Ев​реев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздая​нии потребностей. Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святаго Духа и мудрости; их поставим на эту службу; а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова. И угодно было это предложение всему собранию» (Деян. 6:1–5).

Сюда же следует присовокупить печальную историю с Ананией и Сапфирой:

«Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов. Но Петр сказал: Анания! для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех, слышавших это» (Деян. 5:1–5). Затем аналогичная участь постигла и Сапфиру (Деян. 5:7–10).

Кроме того, в тех же «Деяниях» можно найти, что Варнава и Савл переправляли в Иудею собранное антиохийскими христианами пособие (Деян. 11:29). Призывы к сбору денег на нужды общины в Иерусалиме (или упоминания об этом) рассыпаны и в Павловых посланиях (2 Кор. 8:1–15; Рим. 15:26).

Вот, собственно, и все исторические источники, повествующие об этом феномене. И краткость свидетельств, и явная, из ряда вон выходящая необычность происходившего там с древних времен привлекали христиан, желавших понять, как же жила первохристианская Иерусалимская община. Был ли там реализован коммунизм или просто дело ограничилось благотворительностью?

 

Святоотеческий взгляд

Начнем со святых отцов. И не только из-за их авторитетности, но и потому, что по времени они ближе всех к описанным событиям. Они относятся к апостольской общине с огромной симпатией.

Киприан Карфагенский: «Всё наше богатство и имущество пусть будет отдано для прира​щения Господу, Который будет судить нас. Так процветала вера при апостолах! Так первые христиане исполняли веления Христовы! Они с готовностью и щедростью отдавали всё апостолам для раздела» [«Книга о падших». Ч. 2 (цит. по: 5, с. 32)].

«Размыслим, возлюбленнейшие братья, о том, что делали верующие во времена апостолов… В то время продавали домы и поместья, а деньги охотно и в изобилии приносили апостолам для раздачи бедным; посредством продажи и раздачи земных стяжаний переносили свое иму​щество туда, откуда можно бы получать плоды вечного обладания; при​обретали домы там, где можно поселиться навсегда. В благотворении было тогда столько щедрости, столько согласия в любви, как о том читаем в Деяниях апостольских (Деян. 4,32). Вот что значит быть ис​тинными чадами Божиими по духовному рождению! Вот что значит подра​жать по небесному закону правде Бога Отца!» [«Книга о благотворени​ях и милостыне». Ч. 2 (цит. по: 5, с. 32-33)].

Василий Великий: «Оставим внешних и обратимся к примеру этих трех тысяч (Де​ян. 2,41); поревнуем обществу христиан. У них всё было общее: жизнь, душа, согласие, общий стол, нераздельное братство, нелицемерная лю​бовь, которая из многих тел делала единое тело» [21, с. 138].

Но более всех восторгается святитель Иоанн Златоуст:

«Когда апостолы начали сеять слово благочестия, тотчас обратились три тысячи, а потом пять тысяч человек, и у всех их бе сердце и душа едина. А причиною такого согласия, скрепляющею любовь их и столько душ соединяющею в одно, было презрение богатства. Ни един же, говорится, что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху ин вся обща (Деян. 4:32). Когда был исторгнут корень зол, – разумею сребролюбие, – то привзошли все блага, и они тесно были соединены друг с другом, так как ничто не разделяло их. Это жестокое и произведшее бесчисленные войны во вселенной выражение — мое и твое — было изгнано из той святой церкви, и они жили на земле, как ангелы на небе: ни бедные не завидовали богатым, потому что не было богатых, ни богатые презирали бедных, потому что не было бедных, но бяху им вся обща: и ни един же что от имений своих глаголаше свое быти; не так было тогда, как бывает ныне. Ныне подают бедным имеющие собственность, а тогда было не так, но отказавшись от обладания собственным богатством, положив его пред всеми и смешав с общим, даже и незаметны были те, которые прежде были богатыми, так что, если какая может рождаться гордость от презрения к богатству, то и она была совершенно уничтожена, так как во всем у них было равенство, и все богатства были смешаны вместе» [III, с. 257-258].

«Смотри какой тотчас успех (по поводу Деян. 2:44): не в молитвах только общение и не в учении, но и в жизни!» [IX, с. 71].

«Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим… Видел ли ты успех благочестия? Они отказывались от имущества и радовались, и велика была радость, потому что приобретенные блага были больше. Никто не поносил, никто не завидовал, никто не враждовал, не было гордости, не было презрения, все, как дети, принимали наставления, все были настроены, как новорожденные… Не было холодного слова: мое и твое; потому радость была на трапезе. Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, – так как то было Господне; не считали и своим, но – принадлежащим братьям» [там же, с. 73].

«Как в доме родительском все сыновья имеют равную честь, в таком же положении были и они, и нельзя было сказать, что они питали других; они питались своим; только удивительно то, что, отказавшись от своего, они питались так, что, казалось, они питаются уже не своим, а общим» [там же, с. 110].

«Видишь как велика сила этой добродетели (общения имений), если она была нужна и там (т. е. в Иерусалимской общине). Действительно, она – виновница благ» [там же, с. 112].

«Не словом только, но и силою они засвидетельствовали о воскресении… И не просто силою но – велию силою. И хорошо сказал: благодать бе на всех, потому что благодать – в том, что никто не был беден, то есть, от великого усердия дающих никто не был в бедности. Не часть одну они давали, а другую оставляли у себя; и (отдавая) всё, не считали за свое. Они изгнали из среды себя неравенство и жили в большом изобилии, притом делали это с великою честию» [там же, с. 113].

Святоотеческие цитаты можно умножать, но пора сделать из приведенного кое-какие выводы. Во-первых, святые отцы не сомневаются, что в Иерусалимской общине было введено «общение имений», т. е. христианский коммунизм. Во-вторых, отцы безусловно принимают это устроение за подлинный христианский идеал. Златоуст характеризует этот коммунизм как «ангельское общество», «успех благочестия», «причину согласия».

Однако с тех пор много воды утекло, и вот в новое время, начиная с конца XIX века, появились совершенно другие оценки происшедшего. Наши русские богословы словно сговорились доказать, что не было первохристианского коммунизма, а если и был, то всё закончилось неудачей. Рассмотрим эти мнения подробнее.

 

Коммунизм или касса взаимопомощи?

Первый тезис, выдвинутый новыми богословами, заключался в том, что никакого коммунизма, обобществления имущества в Иерусалимской общине не было. А было нечто иное – складчина, некий общественный фонд, состоявший из добровольных пожертвований, на основе которого организовывались агапы. Протоиерей Николай Стеллецкий, дабы подкрепить это мнение авторитетом, ссылается на известного протестантского богослова Адольфа Гарнака [1, с. 98]. Однако сам Гарнак придерживался несколько иного мнения: по тексту Деяний несомненно, что первые христиане «дошли даже до добровольной общности имущества» [2, с. 103], но в достоверности этого свидетельства он сомневается. Такую же позицию занимают и другие протестантские богословы [например, Добшюц (9, с. 477)]. Правда, Гарнак упоминает, что для христианских общин I в. типична «общая касса (отдельно для каждой общины), из которой совершались вспомоществования бедным и нуждающимся» [10, с. 315], но это, скорее, можно отнести к Павловым общинам, а не к Иерусалимской. Поэтому соображение Стеллецкого в действительности подтверждения у знаменитого теолога не находит.

Но, конечно же, это частности. Более четко сформулированную позицию можно найти у священномученика отца Иоанна Восторгова, который, можно сказать, специализировался на социалистическом вопросе и, критикуя социализм, отрицал наличие коммунизма в Иерусалимской общине. Он писал: «Отрицалась ли первыми христианами собственность при том обще​нии имуществ, которое мы видели в церкви Иерусалимской? Иначе гово​ря, принудительно ли совершалась продажа имений и внесение денег в общую кассу, общежительно ли это было для всех христиан первого вре​мени? Ни то, ни другое, ни третье. В той же книге Деяний читаем, что Мария, мать Иоанна Марка, имела собственный дом в Иерусалиме (12,12). Из слов апостола Петра о Анании: чем ты владел не твое ли было и проч., заключаем, что ничего принудительного в продаже имений не бы​ло, а если Анания с Сапфирой были наказаны, то наказаны не за то, что оставили собственность у себя, а за обман, за ложь с целями тщесла​вия» [8, с. 80].

Восторгову вторят многие. Анонимный автор статьи [17] ситуацию в первохристианской интерпретирует в том смысле, что «имущие классы пожелали оказывать из своего достатка, много ли, мало ли, кто сколько мог, помощь неимущим» [там же, с. 214]. Священник Петр Альбицкий «Коммунизма в социалистическом смысле не было между первыми христианами, а была только живая любовь христианская, которая «не ищет своего» (1 Кор. 13:5)» [19, с. 16]. Профессор А. Генц пишет: «Эти (первохристианские – Н. С.) общины были религиозно-нравственные, а не экономические – коммунизм (притом – потребления, а не производства) был добровольный – дабы меньше заботиться о материальном, да и то практиковался только в Иерусалимской церкви; но и здесь мы видим, что Мария, мать Иоанна-Марка, имеет свой дом в Иерусалиме (Деян. 12:12)» [3, с. 21]. Подобного взгляда в начале XX в. придерживалось множество богословов консервативно-официального направления. Их пафос направлен на обоснование необходимости и благодатности частной собственности в христианском государстве. Правда, уже тогда существовали и противники такого взгляда, с воззрениями которых мы познакомимся чуть ниже.

Итак, адепты общепринятого взгляда выдвигают следующие положения:

1) это был не коммунизм, а складчина, «общественная благотворительность» типа «кассы взаимопомощи», в которой участвовали не все члены общины и не всё имущество общины (у матери Иоанна-Марка оставался свой дом в Иерусалиме);

2) складчина осуществлялась на добровольных началах.

Более всего удивляет первое утверждение, ибо оно начисто опровергается самим текстом «Деяний». Ведь рассказ об Иерусалимской общине, как нигде в Писании, насыщен, как говорят математики, «кванторами общности» – словами, выражающими всеобщность явления, полный охват им всех членов общины и всего имущества: «Все же верующие были вместе и имели всё общее», «И продавали имения и всякую собственность и разделяли ее всем, смотря по нужде каждого», «никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее», «Не было между ними никого нуждающегося, ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного», «И каждому давалось, в чем кто имел нужду», «в ежедневном раздаянии потребностей». Протестанту Гарнаку не зазорно сомневаться, но для православной традиции характерно полное доверие к тексту Писания, так что неверие в эти многочисленные «все», «всё» и «каждый» приводит в недоумение.

Что же касается дома матери Иоанна-Марка, то для опровержения этого аргумента достаточно процитировать Деяния более полно: «И, осмотревшись, (Петр. – Н. С.) пришел к дому Марии, матери Иоанна, называемого Марком, где многие собирались и молились» (Деян. 12:12). То есть этот дом фактически использовался общиной как храм. Так зачем же его нужно было продавать и выручать за него деньги, если он и так принадлежал общине и выполнял важнейшую функцию?

Теперь относительно второго утверждения. Да, коммунизм Иерусалимской общины был добровольным. Но добровольность вовсе не исключает коммунизма. Неординарный и глубокий богослов второй половины XX в. Феликс Карелин пишет: «Толкователи книги «Деяний» не раз пытались ослабить нормативное значение первохристианского коммунизма на том основании, что общение имуществ было у первых христиан делом совершенно добровольным. Довод явно не убедительный. Личная святость тоже является делом совершенно добровольным. Можно ли на этом основании утверждать, что Христианство не требует от человека личной святости?» [7]. Действительно, хотя нет никаких упоминаний о том, что передача имущества в пользу общины стала правовой нормой, но поскольку нравственная высота такого поступка была несомненна, он стал примером для подражания, что и повело к практически полному обобществлению имущества. Впрочем, этот момент настолько интересен и важен, что на нём следует остановиться подробнее на примере событий, происшедших с Ананией и Сапфирой.

 

Анания и Сапфира

Некоторые комментаторы отмечают, что Анания и Сапфира были свободны не жертвовать имение, поскольку Петр говорит Анании: «Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось?» (Деян. 5:4). С тем, что они могли не жертвовать имение, можно согласиться, – всякому человеку дана свободная воля. Но зададим вопрос: остался бы их статус верных христиан непоколебленным после отказа в жертве? Вряд ли. И все обстоятельства события это подтверждают. Действительно, необычайный благодатный порыв членов общины ко Христу и желание жить по Его заповедям привел многих из них к решению передать свое имение в распоряжение общины. Безусловно, такой поступок одобрялся апостолами, дабы нравственная высота действий этих членов общины была очевидна для всех. Конечно, другим, менее ревностным общинникам можно было не продавать имение и не отдавать денег в общину. Но, имея перед глазами пример Варнавы, поступить так – значит показать свое неверие во Христа Спасителя, оказаться Его недостойным, изменить подлинному христианству, да и публично продемонстрировать это всем членам общины. А потому вполне естественно, что жертва всего имущества быстро стала если не административной, то уж точно — нравственной нормой.

Но в чем же тяжесть проступка Анании и Сапфиры? Епископ Кассиан (Безобразов) утверждает, что Анания и Сапфира были наказаны не за оставление себе части суммы, а за то, что эту часть утаили [26, с. 133], т. е. за обман. Казалось бы, текст Деяний это подтверждает: Петр говорит Анании: «Ты солгал не человекам, а Богу» (Деян. 5:4). Для выяснения вопроса снова обратимся к Иоанну Златоусту.

Интересно, что Златоуст слова «обман» не употребляет; он характеризует происшедшее как святотатство. Святитель пишет: «И подлинно, кто решился продать свое и отдать (Богу. – Н. С.), а потом удержать у себя, тот святотатец» [IX, с. 118], ибо деньги, уже отданные Богу, становятся святыней. Суть златоустовского комментария в том, что создание такой общины, где евхаристия сочеталась с общим имуществом, – в высшей степени святое, Божие дело. Недаром тут же, в рассказе об Анании и Сапфире, Златоуст, продолжая тему жизни в Иерусалимской общине, восклицает: «Итак, земля была уже небом по их жизни, по дерзновению, по чудесам, и по всему» [IX, с. 121]. Утайка же части денег эту великую святыню осквернила; Анания и Сапфира, по слову Златоуста, впали в «тяжкое святотатство» [IX, с. 119]. Отсюда и тяжесть наказания.

Еще один момент: Златоуст пишет: «…когда столь многие поступали так же, когда была такая благодать, такие знамения, он (Анания) при всем этом не исправился; но будучи однажды ослеплен любостяжанием, навлек погибель на свою голову» [IX, с. 117]. Здесь святитель ясно указывает на причину этого обмана-святотатства – страсть к собственности, любостяжание. Да, Ананию и Сапфиру разрывали противоположные чувства. С одной стороны, они были под большим впечатлением снизошедшей на общину благодати и, конечно, хотели попасть в Царство Небесное. Однако, с другой стороны, будучи, как точно говорит Златоуст «ослеплены любостяжанием», они по-земному боялись проиграть. Поэтому они и приняли свое несчастное решение.

Но заметим, что повествование об Анании и Сапфире идет сразу после рассказа об Иосии-Варнаве. Это наводит на мысль, что св. Лука в целях логичности изложения несколько отошел от строго хронологического порядка изложения, сказав сначала о результате: «всё было у них общее», а затем уже изложил историю обобществления. Видимо, Варнава первый продал всё имущество; значит, Анания и Сапфира тоже были в числе первых. Говоря о строгих словах апостола Петра, Дееписатель дважды упоминает, что «великий страх» объял слышавших их. Община воочию убедилась, что Бог требует полной отдачи себя в Его волю – и души, и имения, и компромиссы Он не приемлет. А потому можно предположить, что после этого случая еще множество общинников отдали свои имения, в результате чего апостол Лука имел право сказать, что «никто ничего из имения своего не называл своим, но всё было у них общее».

 

Удача или неудача?

Теперь обратимся к общей оценке совершившегося в первохристианской общине. Мы видели, что святые отцы с восхищением принимали всё совершившееся там. Но новая консервативная критика делает иной вывод: это была неудача. Так, совершенно противоположную святым отцам оценку «иерусалимского эксперимента» дал известный философ Иван Ильин:

«Первые христиане попытались достигнуть «социальности» пос​редством своего рода добровольной складчины и жертвенно распредели​тельной общности имущества; но они скоро убедились в том, что и не​кая элементарная форма непринудительной негосударственной имущест​венной общности – наталкивается у людей на недостаток самоотрече​ния, взаимного доверия, правдивости и честности. В Деяниях Апос​тольских (4,34–37; 5,1–11) эта неудача описывается с великим объек​тивизмом и потрясающей простотой: участники складчины, расставаясь со своим имуществом и беднея, начали скрывать свое состояние и лгать, последовали тягостные объяснения с обличениями и даже со смертными исходами; жертва не удавалась, богатые беднели, а бедные не обеспечивались; и этот способ осуществления христианской «соци​альности» был оставлен как хозяйственно-несостоятельный, а религи​озно-нравственный – неудавшийся. Ни идеализировать его, ни возрож​дать его в государственном масштабе нам не приходится» [20, с. 61].

По сути дела, аналогичные рассуждения мы можем найти и в работах профессора нравственного богословия М. А. Олесницкого: «Известно, что общение имуществ первых христиан было кратковре​менным и местным; существовало оно недолго, только в Иерусалиме, и оказалось оно непрактичным: Иерусалимская община настолько обеднела, что другие христианские общины посылали ей вспоможения» [«Из системы христианского нравоучения». С. 409 (цит. по: 5, с. 24)].

О том, что «вспоможения» действительно были, мы уже упоминали. А раз так, – заключают консервативные ревизионисты, – экономически община оказалась несостоятельной. Ясно, что стрелы критики направлены не просто против организации первохристианской общины, но вообще против социализма и коммунизма, с которыми Церковь воевала. Любопытно, что именно в эпизоде с Ананией и Сапфирой некоторые авторы видят сильный аргумент против коммунизма. «В этих нескольких строчках Священного Писания фактически содержится полное опровержение коммунистической идеи. Судите сами: обычный человек искренне уверовал в пришествие Христа и в близкий конец света. Он искренне страшится Божьего Суда, иначе зачем бы он добровольно (!) продал имущество и пришел в общину? И все-таки. Все-таки, даже несмотря на все эти сильнейшие побудительные мотивы, человек уберегает часть денег. Зачем? На всякий случай…» [4].

Попытки осмыслить феномен Иерусалимской общины предпринимались и с исторической точки зрения. Так, М. Георгиевский объясняет его из ветхозаветных традиций милостыни и заботы о пророках [6, с. 38], – именно эту традицию и продолжали «иудеохристиане» общины Иакова.

Профессор В. И. Экземплярский, рассматривая вопрос с нравственной точки зрения, занимает позицию, противоположную консервативной. По его мнению, даже если предположить, что экономически община оказалась несостоятельной, то нравственно она дала образец христианской общинной жизни: «Самая неудача организации жизни первенствующей Церкви, – пишет он, – не могла бы послужить помехою видеть в этой организации идеальную ее форму» [5, с. 25]. Поэтому, в отличие от Ильина, оценка Экземплярского совсем иная: «Общение имуществ в первенствующей Церкви есть и навсегда пребудет идеалом устроения материальной сто​роны жизни членов Христовой Церкви <…> этот взгляд совпадает все​цело с учением отцов и учителей вселенской Церкви, которые в устрое​нии первохристианской общины видели идеальную форму церковного обще​ния, а в общении имуществ – естественное выражение христианской люб​ви, объединяющей людей в братскую семью, – выражение, являющееся же​лательным во всякое мгновение жизни на земле Церкви Христовой» [там же].

Еще один момент – поставление семи диаконов «пещись о столах». Критики толкуют этот эпизод в духе того, что весь строй Иерусалимской общины был нежизненен. Сначала – скандал из-за Анании и Сапфиры, теперь – из-за «ропота на Евреев», в результате чего пришлось вводить диаконство. Вся эта общность имущества превышает силы человеческие.

Конечно, падшесть человеческой природы тотальна, и устроение Иерусалимской общины следует считать необычайно высоким. И всё-таки наследники святоотеческого учения думают иначе. Так, Ф. Карелин пишет: «Апостолы могли легко разрешить конфликт, указав на то, что общение имуществ есть дело необязательное; так что верные могут есть и пить каждый, кто что имеет» [7]. И действительно, если «добровольность» понимать, как излишество, то именно так и логично было бы поступить. Однако: «Коммунистический строй первохристианской общины, естественно возникший от совместного вкушения Таинства, был в глазах Апостолов настолько большой ценностью, – продолжает Карелин, – что ввиду разразившегося хозяйственного конфликта они не только не отказались от него, но, по согласию всей Церкви, учредили особую духовную администрацию (первоначальный чин дьяконов) для его поддержания (Деян. 6:2–6). Туда, где недоставало любви, пришла на помощь распорядительность и справедливость» [там же].

 

О «ликвидации хозяйства»

Ново-консервативное богословие наметило еще одну линию критики: иерусалимский коммунизм был потребительским коммунизмом; созданием материальных благ общинники не занимались, а потому скоро наступил экономический крах. Что там «коммунизм потребления, а не коммунизм производства» [18, с. 159], указывает автор начала XX в. Г. Щелчков. Та же мысль высказывается русским философом С. Н. Булгаковым, который характеризует это явление как «чисто потребительский коммунизм» [11, с. 133], не имеющий политэкономического значения. Булгаков вообще отрицает какую-либо особую значимость прецедента Иерусалимской общины: «Некоторые видят здесь вообще норму экономического строя для христианской общины. Однако, вдумываясь внимательно в содержание этого места, мы должны прийти к заключению, что именно хозяйственной нормы тут не содержится и что здесь описан исключительный праздник в истории христианства, а то, что естественно в праздник, не вполне применимо в будние дни. Значение нормы имеет, конечно, то чувство любви, которое ярко пылало в этой общине и при данных обстоятельствах имело экономическим последствием описанную форму общения имуществ. Но самая эта форма не представляет собой чего-либо абсолютного. Приглядываясь к ней ближе, мы видим, что в данном случае отнюдь не вводится какой-либо новый хозяйственный порядок или хозяйственный строй, а тем более новая организация производства. Напротив, по-видимому, в это время христианская община какой бы то ни было хозяйственной деятельностью вовсе и не занималась, «постоянно» находясь «в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах». Здесь происходила не организация, а ликвидация хозяйства» [там же].

Сразу укажем, что булгаковские упреки в игнорировании хозяйственной деятельности совершенно верны. Действительно, в Иерусалимской общине всё ограничивалось собиранием пожертвований, а насчет организации производства вопрос не ставился. Но весь вопрос в том, что из этого следует. Известный русский философ Г. П. Федотов, отмечая «нехозяйственность» иерусалимского коммунизма, пишет: «Апостольский коммунизм в Иерусалиме, сильный любовью, был экономически слабым и не мог стать образцом для подражания» [24, с. 61]. Однако это вовсе не опрокидывает общую положительную оценку: «Значит ли это, что он был ошибкой? Нет, как не было ошибкой, об​маном и ожидание пришествия Господа в апостольском веке. Он был герои​ческим выражением христианского социального идеала, социальным макси​мализмом, который, несмотря на «неудачу», сохраняет определяющее значение. Совершенный идеал братской христианской жизни есть коммунизм в любви. Впоследствии общежительный монастырь повторит, но на основе внешней дисциплины и хозяйственной предусмотрительности, идеал коммунистической христианской жизни» [там же].

Здесь высказаны три важные мысли относительно Иерусалимской общины. Во-первых, ее «экономическая слабость» вовсе на является поводом для негативной оценки всего «иерусалимского эксперимента». Смысл его вовсе не в организации нового экономического уклада. Его значение куда более фундаментально – в демонстрации глубинных основ христианской социальности, которыми являются братская любовь и основанное на ней «общение имений». А потому Иерусалимская община, несмотря на ее «нехозяйственность», всё равно является «выражением христианского социального идеала».

Во-вторых, Федотов указывает главную причину, по которой создание экономики было в общине отложено. Это – острые эсхатологические ожидания. Первохристиане считали, что пришествие Господа будет скоро, и затевать долгосрочную производственную программу на этой земле не только бессмысленно, но и просто вредно, ибо это только продемонстрирует их неверие в обетования Спасителя. Отметим, что вера в скорое пришествие Спасителя была у первохристиан повсеместной. Она многократно отражена и в Евангелиях, и в посланиях апостола Павла.

Но думается, что к этой причине необходимо присовокупить и вторую: апостолы верили, что Господь их не оставит, что жизнь общины тем или иным способом будет поддерживаться. Об этом косвенно говорит Златоуст, когда предлагает своим прихожанам последовать примеру первохристиан: «Что же, скажут, мы будем делать, когда истратим свои средства? Ужели ты думаешь, что можно когда-нибудь дойти до этого состояния? Не в тысячи ли раз была бы больше благодать Божия? Не изливалась бы благодать Божия обильно? И что же? Не сделали бы мы землю небом?» [IX, с. 114]. И действительно, Господь апостольской общине помогал – через посредство Антиохийской и малоазиатских общин. Экземплярский гибель Иерусалимской общины связывает вовсе не с экономическим коллапсом, а со взятием Иерусалима римлянами в 70 г. [5, с. 25].

Наконец, в-третьих, Федотов высказывает уверенность, что на основе «коммунизма в любви» возможна и христианская экономика. Это и произошло в монастырях, хозяйство которых основано именно на братской любви и «общности имений». Правда, это произошло много позже: когда христианам стали вполне ясны слова Спасителя «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один» (Мф. 24:36), – христиане стали организовывать не только совместное потребление, но и совместное производство. Что же касается совместного производства не только монахов, но и мирян, то оно уже происходило в рамках государственных структур, а потому его христианский характер так и не был в истории явным образом выражен.

Но это уже другая большая тема. А пока посмотрим, сколь долго идея общности имущества была чтимой среди христиан.

 

Ранняя Церковь после Иерусалимской общины

Интересно, что аргумент Карелина о диаконском служении, правда, в несколько другом виде, уже высказывался ранее, причем, одним из консерваторов – профессором Стеллецким. Он замечает, что во всех первохристианских общинах избирались диаконы (1 Тим. 3:8–13), а значит, и там было общение имуществ [1, с. 103]. Вывод излишне смелый, поскольку одинаковость названия не гарантирует одинаковость служения. Анализ Павловых посланий говорит нам, что в созданных им общинах общность имущества не вводилась.

Однако в древних памятниках христианской письменности указания об общности имущества встречаются снова. Так, в рукописи конца I в. «Дидахе» («Учение двенадцати апостолов»), распространенной в Сирии и Палестине, мы встречаем: «Не отвергай нуждающегося, но во всём будь общник с братом твоим и ничего не называй своим. Ибо если вы общники в бессмертном, то тем более в смертном!» [13, с. 25]. По этому поводу русский религиозный философ В. Ф. Эрн пишет: «…замечательно то, что фактическое общение имуществ, которое установилось в Иерусалимской общине и о котором говорится в Деяниях, тут признается не только как желательный строй, но и как нормальный, т. е. такой, который является нормой и должен быть, а потому общение имуществ тут же заповедуется и ставится как требование» [12, с. 21-22]. Буквально дословный фрагмент можно найти и в «Послании Варнавы» [14, с. 89]. Эрн этот факт комментирует так: «Это очень важно потому, что, значит, эта формулировка принад​лежит не самому Варнаве, а также и не составителю «Учения XII Ап.», а является ходячей, общинной, из уст в уста переходящей формулой» [12, с. 22].

Святые отцы II–III веков не раз говорят о благодатной жизни, осуществляемой христианами в рамках общественной собственности.

Иустин Философ: «Прежде мы более всего заботились о снискании богатства и име​ния; ныне и то, что имеем, вносим в общество и делимся со всяким нуждающимся» [15, с. 134]. «И достаточные из нас помогают всем бедным, и мы всегда живем за одно друг с другом. Достаточные и желающие, каждый по своему произволению дают, что хотят, и собранное хранится у предстоятеля; а он имеет попечение о всех, находящихся в нужде» [там же, с. 189].

Тертуллиан: «Мы живем по-братски на счет общности имуществ, между тем как у вас эти имущества производят ежедневные раздоры между братьями. Мы, которые роднимся друг с другом духом и душой, нисколько не ко​леблемся относительно общности вещей. У нас всё нераздельное, за исключением жен; общность прекращается у нас на этом пункте» (Апо​логетика. Гл. 39 [цит. по: 22, с. 87]).

Наконец, Климент Александрийский (конец II – начало III в.) пишет сочинение «Кто из богатых спасется?» [16], в котором он провозглашает неприкосновенность частной собственности. Но странное дело: весь текст пронизывает полемический тон. С кем же Климент полемизирует? Да, конечно же, с апологетами общности имущества, которых, видимо, в то время было большинство.

Сочинение Климента приобрело значительную известность. Поэтому можно предположить, что именно начало III века явилось тем рубежом, после которого нормативный характер общности имущества у христиан перестал соблюдаться.

 

От «ангельского жития» к «неудаче»

Итак, чем же объяснить этот удивительный поворот нашего богословия в истолковании событий, связанных с Иерусалимской общиной, – от святоотеческого «ангельского жития» к новоконсервативной «неудаче»? Это очень сложный, большой вопрос, для решения которого необходимо проследить на протяжении большого отрезка времени изменения в церковном сознании. Мы ограничимся лишь несколькими соображениями.

Думается, что этот вопрос следует рассматривать прежде всего в плане борьбы между Церковью и миром за социальную сферу. Как мы видели, христианство имеет свой социальный идеал – общинная жизнь в братской любви с общностью имущества. Однако мир стремится навязать свой миропорядок, безнадежно далекий от идеала церковного. Надо сказать, что борьба эта для Церкви носила, как правило, оборонительный характер: мир наступал, Церковь старалась тем или иным способом этому противодействовать. Католический мир сделал попытку встать над государством и определять его строй. Из этого ничего не вышло – государства полностью высвободились от церковного контроля и приобрели чисто светский характер, вынуждая католичество санкционировать их общественное устроение. Православие пошло по другому пути – пути «симфонии» между Церковью и государством. Однако, в конце концов, это привело к государству, лишь номинально называвшемуся православной империей, но, по сути дела, социально весьма далекому от христианских идеалов. Кроме того, Церковь в этом государстве оказалась подчиненной государству, – в роли «ведомства православного исповедания», вынужденного оправдывать всю социальную политику империи. А русская империя в конце XIX в. начала капиталистическую гонку, что и обусловило богословскую критику «непрактичного» обобществления имуществ.

Дополнительным негативным фактором была несомненная зависимость русского богословия от инославных влияний – как протестантских, так и католических. Попросту говоря, учебники нравственного богословия (а именно сюда относится имущественное учение) списывались, разумеется, с необходимыми коррективами, с инославных книг. Но к тому времени католики уже однозначно благословили христианское общество с частной собственностью. Протестанты же, отбросив преемственность с прежним богословием, сразу пошли по пути ликвидации религиозных ограничений на предпринимательскую деятельность. Именно в инославных трудах наши богословы нашли все разобранные нами аргументы contra Иерусалимской общины.

Наконец, немаловажным фактором стало то, что в начале XX века в Россию проник и активно пропагандировался атеистический социализм. Наши богословы активно отреагировали на эту экспансию, поскольку она напрямую задевала существование христианской веры. Однако, думается, что богословам не достало умения квалифицированно выстроить систему контраргументации. Увы, критика социализма велась по «силлогизму»: социализм – это прежде всего общественная собственность; социализм – зло; значит, зло – общественная собственность. Отсюда и настойчивые попытки во что бы то ни стало доказать, что в Иерусалимской общине никакого социализма не было. Или, на худой конец, объявить «иерусалимский эксперимент» неудачей.

Ныне православные уже не могут даже представить, как это жили первохристиане, придерживаясь «общения имений». Поэтому можно предположить, что наскоки на образ жизни Иерусалимской общины будут повторяться и впредь – слишком уж Иерусалимская община стала поперек дороги многочисленным любителям частной собственности. Но тщетно – «иерусалимский эксперимент», зафиксированный в Священном Писании и восторженно принятый святыми отцами, во всей его ослепительной красоте всегда останется немым укором всем нам, христианам, забывшим свою «первую любовь».

 

Литература

III. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиеписко​па Константинопольского, в русском переводе : соч. в 12 т. СПб.: Издание С.-Петербургской духовной академии, 1894–1911. Т. III.

IX. Там же. Т. IX.

1. Проф.-прот. Николай Стеллецкий. Новейший социализм и христианство. СПб. 151 с.

2. Гарнак А. Сущность христианства // Раннее христианство. М.: ООО «Издательство АСТ» ; Харьков : Фолио, 2001. Т. 1. С. 9–180.

3. Генц А. Христианство и социализм. Религия социализма. М., 1906.

4. Краснов М. А. [Вице-президент фонда «ИНДЕМ»]. Продукт общественных отношений или творение Божье? URL: http://www.indem.ru/krasnov/symbol/symbol2.htm (дата обращения: 24.06.2014).

5. Экземплярский В. И. Учение древней Церкви о собственности и милостыне. Киев, 1910. 279 с.

6. Георгиевский М. А. Древне-христианский коммунизм // Путь. 1929. № 18. C. 25–53.

7. Карелин Ф. В. Теологический манифест. Опыт евхаристического истолкования христианской истории : рукопись. 1981. [Электронная версия: URL: http://chri-soc.narod.ru/teolog_manifest.htm (дата обращения 19.06.2014)].

8. Прот. Иоанн Восторгов. Христианство и социализм. Выпуск I-й. М., 1907. 182 с.

9. Добшюц Эрнст фон. Древнейшие христианские общины. Культурно-исторические картины // Раннее христианство. М.: ООО «Издательство АСТ» ; Харьков : Фолио, 2001. Т. 1. С. 353–652.

10. Гарнак. Церковь и государство – Гарнак А. Церковь и государство вплоть до установления государственной церкви // Раннее христианство. М.: ООО «Издательство АСТ» ; Харьков : Фолио, 2001. Т. 1. С. 307–352.

11. Булгаков С. Н. Христианство и социальный вопрос // Булгаков С. Н. Два града. Исследования о природе общественных идеалов. СПб.: Изд-во РГХИ, 1997. С. 126–140.

12. Эрн В. Ф. Христианское отношение к собственности // Религиозно-общественная библиотека. М., 1906. Серия I. № 3.

13. Учение Двенадцати апостолов // Писания мужей апостольских. Рига: Латвийское Библейское Общест​во, 1994. С. 17–38.

14. Послание Варнавы // Писания мужей апостольских. Рига: Латвийское Библейское Общест​во, 1994. С. 63–91.

15. Иустин Философ. Первая Апология // Раннехристианские церковные писатели : Антология. М.: СП «Интербук», 1990. С. 122–195.

16. Св. Климент Александрийский. Кто из богатых спасется? М.: Православный приход Храма иконы Казанской Божией Матери в Ясенево при участии ООО «Синтагма», 2000. – 64 с.

17. С. П-ий. Общение имущества (мнимый коммунизм) в древней Иерусалимской церкви // Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Деяний святых Апостолов : сост. М. Барсов. СПб.: Сатисъ, 1994.

18. Щелчков Г. Можно ли отождествлять христианство с социализмом // Вера и разум. 1908. № 14. Июль : книга вторая. С. 149–171.

19. Свящ. Петр Альбицкий. Христианство и социализм : Критический разбор «социализма» с точки зрения науки и Евангелия. Нижний Новгород, 1907.

20. Ильин И. А. Социальность или социализм? // Ильин И. А. О грядущей России. Избранные статьи из книги «Наши задачи» / под. ред. Н. П. Полторацкого. М.: Военное издательство, 1993. С. 60–63.

21. Св. Василий Великий. Беседа во время голода и засухи // Творения. М., 1993. Ч. 4.

22. Зейпель И. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви. М., 1913.

23. Тихомиров Л. А. Апокалипсическое учение о судьбах и конце мира // Тихомиров Л. А. Христианство и политика. М.: ГУП «Облиздат» ; ТОО «Алир», 1999. С. 367–392.

24. Федотов Г. П. Социальное значение христианства // Федотов Г. П. О святости, интеллигенции и большевизме. Избранные статьи. СПб.: Изд. Санкт-Петербургского университета, 1994. С. 51–78.

25. Андрей, епископ Кесарийский. Св. Толкование на Апокалипсис. М., 1901. 220 с.

26. Кассиан (Безобразов), еп. Христос и первое христианское поколение. Париж — Москва: YMKA-Press – Русский путь, 1996. 370 с.

Февраль 2003 г. – январь 2004 г.

Поделиться

Оставить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Поля обязательные для заполнения *