«Боюсь, что скоро Библия и Евангелие будут запрещены в пределах нашей страны, поскольку все страницы в них носят взрывной характер: они обличают грех. А если бы Иисус пересёк границу — они арестовали бы Его. Они потащили бы Его в суд, обвинив в подрывной и неконституционной деятельности, объявив революционером, разносчиком причудливых идей, противных «демократии», то есть направленных против меньшинства. Они бы вновь распяли Его.»

Из дневника сальвадорского священника Р. Гранде, замученного проамериканскими карателями в 1977 г.

 

Этой статьёй мы прорываем глухой «заговор молчания», сложившийся в наши дни вокруг «теологии освобождения» — уникального направления латиноамериканской католической мысли, представляющей собой революционную интеллектуальную альтернативу современной глобализации. Открывая цикл публикаций, мы планируем рассказать об истории и текущем дне «теологии освобождения», рассмотреть её перспективы в рамках традиционалистского подхода к реальности и максимально широко предоставить слово самым «экстремальным богословам», представив на суд читателя переводы их книг и статей. С газетных страниц зазвучат голоса Густава Гутьерреса и Леонарда Боффа, братьев Эрнесто и Фернандо Карденаль, философа Энрико Дюсселя, священников-повстанцев К. Торреса и Р. Гранде, Сан-Сальвадорского архиепископа Оскара Арнульфа Ромеро, убитого во время мессы по приказу безбожной капиталистической диктатуры и многих других, «восставших против современного мiра» героев христианского сопротивления.

 

1. Теория и актуальность

Своевременность обращения к их трудам и к их опыту противостояния мондиализму, к вопросу о взаимоотношениях Христианства и Революции подсказана самим временем (а не только экзотическими интересами автора). Уже давно, и даже «овощами»-обывателями подмечено, что Российская Федерация является страной третьего мiра, бесправной колонией, «банановой республикой».

В правительстве «реформаты» вроде Грефа всерьёз дискутируют, какой сценарий для нашей экономики предпочтительнее — бразильский или, скажем, чилийский. А в это время иные политиканы торопливо примеряют на себя мундир Пиночета и восторженно разглагольствуют о политике этой проамериканской «гориллы» made in USA. Этот «банановый миф» похоже обретает в РФ плоть и кровь военно-полицейской диктатуры. Вояк и спецслужбистов в руководстве уже столько, что смело можно формировать «хунту», а высокие тульи генеральских фуражек бодро взмывают вверх, совсем как в тропических странах, где много пальм и обезьян. Русский же народ, увы, «догнал», а кое в чём и «перегнал» индейцев из далёкой Амазонии. А потому «теология освобождения» — это наша современница и наша союзница по борьбе.

 

2. Ещё раз о Ватикане

Предупреждая возможное непонимание и во избежание всяческих неясностей надо сразу предупредить, что наши цели не имеют ничего общего с пропагандой католицизма в ущерб Православию или пиар-кампании в поддержку римской курии. Напротив, даже беглый взгляд на отношения Ватикана к описываемым теориям показывает, как далеко оно от идиллии.

Только на протяжении 80-х гг. «конгрегация по вопросам вероучения» опубликовала ряд резко критических документов — «Наставления относительно некоторых аспектов «теологии освобождения»" (август 1984 г.) и «Наставления по вопросам свободы и освобождения» (май 1985 г.), к которым явно примыкает и энциклика Иоанна Павла II «Доминум эт вивификантэм» («Господь животворящий») (май 1986 г.). Наставления августа 1984 г. пытаются развенчать в глазах верующих идеи новой теологии, а остальные перечисленные документы пытаются сформировать «позитивную» концепцию освобождения, начисто лишённую альтернативных, революционных и антиамериканских черт.

Ф. Карденаль, которого атлантисты как раз в те годы «выдавливали» из ордена иезуитов, заявил в опубликованном им письме «Моим друзьям»: «Мне тяжело это говорить, но политика папы странным образом пересекается с агрессивной политикой Рейгана… Этой мерой Ватикан пытается поставить вне закона сам революционный процесс… Дело революции для меня дороже, чем собственная жизнь, а от меня требуют, чтобы я от него отказался как раз в тот момент, когда моей стране угрожает опасность, исходящая от богатейшей страны мiра».

Позиция Рима в этом случае носит тем более неприглядный характер, что именно с Рейгана начинается непрекращающийся до сих пор процесс экспорта антитрадиционалистских протестантских сект в Латинскую Америку (а сейчас и в Россию). Об этом пишет, например, Клаудио Диас в своих заметках «Рост числа «церквей» в Аргентине — Рейган экспортирует секты.»

 

3. От традиции — к Прямому Действию

Противники нередко пытаются представить идеи теологии освобождения как нечто модернистское, чуждое католической традиции в принципе. Прямое действие, подрывной, повстанческий стиль, партизанская эстетика кажется им несовместимой с церковной организацией, а между тем…

«Христиане - заявлял архиепископ Сан-Сальвадора О. А. Ромеро - предпочитают говорить языком мира. Тем не менее, когда диктатура попирает права личности, когда другим путём невозможно добиться блага для нации, когда закрываются каналы диалога разума и взаимопонимания, церковь говорит о законном праве на повстанческую борьбу».

«Революционное насилие не противоречит постулатам христианского учения, которое всегда отстаивало права народов и отдельных личностей защищаться с оружием в руках, - заявляет другой идеолог революционного католицизма, видный деятель Сандинистского движения Эрнесто Карденаль, - прибегать к насилию для завоевания свободы вполне законно. Фома Аквинский говорил, что солдат, ведущий борьбу за правое дело — всё равно что святой».

Принципиально важной и неслучайной является здесь ссылка на средневекового европейского богослова Фому Аквинского. Именно его учение явилось фундаментом неотомизма — нынешней официально признанной философии католицизма. «Вопрос же о власти» или точнее «о праве на восстание» у Аквината осмыслен ещё в XIII веке следующим образом. Когда правитель либо приходит к власти при помощи неправедных средств, либо властвует несправедливо — государственная власть вырождается в злоупотребление ею, в тиранию.

Насколько действия правителя отклоняются от Воли Божией, насколько они противоречат интересам Церкви, настолько подданные вправе оказывать этим действиям сопротивление.

Правитель, который властвует вопреки законам Бога, христианской морали, который превышает свою компетенцию, вторгаясь, например, в область духовной жизни людей — сразу превращается в тирана. Народ может восстать против тирана, попирающего законы и справедливость, и свергнуть его. Окончательное решение вопроса о формах сопротивления (далеко не всегда силовых), о допустимости крайних методов борьбы — принадлежит церкви.

Таким образом, оставаясь в рамках традиционной католической мысли, невозможно, в принципе, отрицать в некоторых случаях законность «права на восстание». И в этом упомянутые нами национал-революционеры наследуют Высокому Средневековью.

 

4. К истории Движения

Одним из важнейших шагов на пути рождения «теологии освобождения» стала II Конференция «Епископального совета Латинской Америки» (СЕЛАМ) в колумбийском городе Медельине в 1968 г. Ещё накануне, перед началом конференции был опубликован «Манифест епископов третьего мiра», поддержанный более 800 священнослужителями южноамериканского континента. В «Манифесте» резко критиковалась политика и социально-экономический курс марионеточных про-вашингтонских государств и содержались высказывания в пользу социализма.

Накануне конференции около 1000 духовных лиц Латинской Америки обратились к своим иерархам с письмом, в котором отметили, что причиной бедствия народных масс является капитализм. Этот строй рассматривается, в целом, с позиции концепции «социального греха» — как несправедливый, глубоко антихристианский, ведущий к разрушению личности и созданию неорганических, отчуждённых от человека, безблагодатных общественных структур.

Однако, документы Медельина носили ещё половинчатый и компромиссный характер, поскольку в них отвергалась идея революции, её возможности и необходимости. Но даже и такая общественная активность верующих встревожила атлантистские круги в Ватикане; сразу же после конференции началась закулисная борьба, а в 1972 году генеральным секретарём СЕЛАМ стал колумбийский епископ, впоследствии кардинал А. Лопес-Трухильо, и доброе начинание оказалось заболтано, погрязло в трухлявом соглашательстве. Следующий съезд СЕЛАМ резко сбавил тон, зазвучали елейно-фарисейские речи об отходе от всех политических идеологий, от участия духовенства в политике и т. д.

Но! Слово было сказано, импульс 1968 года был силён, и развитие «теологии освобождения» не угасло. В строгой тишине библиотек и кельях горных монастырей, в крестьянской хижине и в окружённой неприступными джунглями партизанской цитадели продолжало коваться оружие грядущей победы. Установки углублялись, радикализировались, отливались в ясные чеканные формулы… А всего через несколько лет последовало испытание Делом.

 

5. Слово и Дело

Эрнесто Карденаль и его брат Фернандо — пожалуй, центральные фигуры в контексте никарагуанской «теологии освобождения». Поэт, философ, мистик Э. Карденаль — это священник, которому выпал тяжкий крест претерпеть гонения от слуг «князя мiра сего», но и великое счастье, дарованное Господом — видеть свою Родину освобождённой от тирана и самому принять участие в этом благородном деле.

Мы предпочли в этой первой статье подробно рассмотреть именно Сандинистскую революцию как победоносную и крайне архетипическую для революционного католицизма и Южной Америки в целом.

В 1936 году, после убийства популярного патриотического генерала Сандино у власти в Никарагуа утвердилась «Семья» диктатора Сомосы. Борьба против сомосовской «стабильности» длилась несколько десятилетий, мы остановимся лишь на наиболее драматическом её периоде, связанном с формированием «теологии освобождения» — 70-х годах XX века.

До 1971 г. церковная иерархия Никарагуа занимала лояльную либо нейтральную позицию по отношению к власти проамериканской олигархии (подобно некоторым иерархам РФ). Однако, по мере развития Движения множество священников перешли к активным действиям.

Они выступали с разоблачительными проповедями, предоставляли храмы для массовых голодовок, участвовали в демонстрациях и митингах протеста. Некоторые вступили в ряды Сандинистского фронта национального освобождения, вели борьбу в партизанских отрядах, сформировали так называемую «группу 12-ти», которая проводила кампанию в поддержку отставки тирана. В эту группу вошли известные всей Никарагуа братья Эрнесто и Фернандо Карденаль; Мигель д`Эското Брокман; Эдгаро Парролле и другие.

С этого момента деятельность капиталистического режима обретает всё более нескрываемо богоборческий характер. Прикрываясь тезисом о противостоянии «красной опасности» и о «защите собственности», безбожная антикоммунистическая олигархия развернула гонения на церковь. Гвардейцы Сомосы безпощадно расправлялись со священнослужителями, бросали в тюрьмы, убивали в храмах вместе с верующими во время обличительных проповедей.

В 1972 году никарагуанский епископат публикует послание с осуждением криминальной диктатуры. Важно, что в этом документе содержится признание права верующих на насилие в ответ на насилие угнетателей.

«Насилие — составная часть капиталистической системы, с его помощью угнетённых держат в подчинённом положении, и уничтожение такого порядка не противоречит идеям создания братского общества, идеям первого политического узника, убитого властями Древнего Рима и Древней Иудеи — Иисуса Христа» - определил позднее подобные ситуации знаменитый революционный теолог Леонардо Бофф (очень, кстати, русский подход — «кто с мечом к нам придёт…»).

Во второй половине 1978 года сандинисты перешли в решительное наступление, обстановка в стране резко обострилась. Войска повстанцев приблизились к Манагуа, в городе вспыхивали безпорядки, но Сомоса, как и Ельцин в 1993, уходить не собирался.

Все помнят, как в октябре 1993 года патриоты ждали от Святейшего Патриарха Алексия II анафемы ельцинским карателям и убийцам, но не дождались. А вот архиепископ Манагуа Обандо-и-Браво (вообще-то лояльно-проамериканский, негативно относившийся к революционной теологии и впоследствии причинивший ей немало вреда), от которого вряд ли можно было ожидать великих свершений в борьбе с тираном, неожиданно нашёл в себе нравственные силы и недвусмысленно потребовал отставки Сомосы. Режим на требование архиепископа наплевал, и Обандо-и-Браво был вынужден спешно покинуть страну и укрыться в соседней Коста-Рике.

Но уже в 1979 году Сандинистская Революция оборвала кровавую агонию олигархии. И в том же 1979 в освобождённом Манагуа состоялся съезд-семинар видных историков и богословов латиноамериканского континента под названием «Христианская вера и Сандинистская революция».

Съезд обобщил опыт участия христиан в революции. Был сформирован ряд тезисов, которые срочно нуждаются в осмыслении в Православной России, а именно — что религиозная вера совместима с революционной деятельностью; что капитализм, особенно в диктатурном варианте — в сущности нелегитимен — это «длящаяся тирания» со всеми вытекающими последствиями; что именно религиозные убеждения способствовали включению в борьбу широких слоёв населения и ряд других важнейших положений. Ряд крупных «теологов освобождения» получили министерские портфели и заняли видные места в правительстве.

 

6. Энрико Дюссель: «Покинуть Египет!»

Рассмотрим подробнее некоторые основы интересующего нас мiровоззрения. Именно библейские сюжеты, которым придаётся авангардное истолкование — постоянная тема интеллектуальной рефлексии «теологии освобождения».

Так, например, факт ухода евреев из Египта под руководством Моисея и их переход в Израиль глубоко символично трактуется аргентинским философом Э. Дюсселем.

Он рассматривает это прежде всего как практическое (если угодно «прямое») действие, направленное против господства безблагодатной Системы. (Стоит отметить, что и в православных трактовках символизм Египта часто отождествляется с греховным состоянием, которое необходимо преодолеть. У Генона также символы Египта связаны с контр-инициатическими организациями, положившими начало современному мiру).

«Реформистские моральные теории задают себе вопрос: как быть добрым в Египте, принимая Египет как существующую систему. Моисей наоборот, спрашивает: как выйти из Египта? Выход из Египта проходит через критику экономики, превращается в этическое обвинение эко-политической системы на уровне структурной и исторической макроэко-политики».

При всей очевидной перегруженности текста отсылками к экономике, понятно, что Египет у Дюсселя — это синоним современной Системы, собственно «современного мiра», враждебного идеалам Веры. Из Египта следует «уйти», «освободиться», если надо, то и противясь воле «фараона», вопреки «мiроправителям тьмы века сего».

«Говорить об освобождении означает понять, какой тип угнетения практикуется у нас, то есть понять, что есть власть греха, которая несправедливо угнетает нас. Речь идёт о порядке, установившемся в господствующей совокупности; такой порядок не следует уважать. А если этот порядок имеет законы, подчиняться им — грех. Напротив, тогда нелегальные действия, совершённые внутри несправедливой совокупности, являются добрыми делами, потому что они входят в процесс освобождения, они возвышаются над установившимся порядком и его законами. Акт освобождения — это незаконный акт… Выход из Египта был незаконным актом для фараона, потому что фараон запрещал освобождение, но, напротив, это было исключительно хорошее действие, потому что оно подтверждало закон. Но закон не мёртвой «совокупности», а нового порядка, который нужно поставить на службу Богу и который отвергал бы существующее положение» (из книги Э. Дюсселя «История и теология освобождения: латиноамериканская перспектива»).

В трудах Дюсселя силён эсхатологический аспект — все конкретно-исторические формы «освобождения» не дают его целиком — новый день порождает новые формы деградации и угнетения.

В конечном счёте, освобождение следует рассматривать скорее как перманентный процесс, нежели как одномоментное свершение; как переход человека и человечества через пустыню истории к свободе от неё,«созидание земли обетованной, Царства Божьего, которое не может быть осуществлено в материальной истории, и которое в эсхатологической перспективе уже создаётся в возвышающихся конструкциях на землях самой истории».

 

7. «Три шага к свободе» Густава Гутьерреса

Несколько иначе рассматривает смысл «освобождения» видный перуанский богослов Густав Гутьеррес, выделяя 3 основных его значения.

I) Освобождение — это политическое и социально-экономическое освобождение человека от эксплуатации и угнетения. Оно выражает надежды обездоленных народов и классов.

II) Освобождение — это завоевание полной творческой свободы, построение «нового мiра» и «нового человека». Здесь речь идёт уже о позитивной трактовке «свободы» — не «от чего», а «для чего и зачем».

III) И наконец, третий, самый глубокий уровень освобождения — это освобождение от грехов и соединение человека с Богом.

«Слово «освобождение» учитывает и другой подход, ведущий к библейскому источнику, который воодушевляет деятельность человека в истории. В Библии Христос освобождает человека от греха как источника всякой неприязни, несправедливости и угнетения. Христос создаёт человеку возможность жить в единении с Ним и это является основой для братства всего человечества».

Обращает внимание несколько наблюдений. Во-первых, парадоксальная параллель с исламским традиционализмом, где эзотерическая концепция внутреннего джихада и внешнего джихада, дополняющих друг друга, имеет методологическое сходство с тремя гранями Свободы (хотя концепция Гутьерреса более сложна и более соответствует европейскому сознанию).

Во-вторых, современная капиталистическая система, являющаяся ничем иным как «социальным грехом» имеет свою, зеркально-противоположную «освобождению» иерархию соответствий.

«Грех задан в структурах угнетения и эксплуатации человека человеком… Следовательно, грех предстаёт как фундамент отчуждения, приводящего к ситуации несправедливости… Невозможно понять его конкретные проявления без порождающего их базиса. И наоборот, грех требует радикального освобождения, которое в свою очередь, необходимо предполагает политическое освобождение».

То есть, личный грех порождает несправедливые и безблагодатные общественные отношения и в конце концов сам капитализм — это строй, являющийся пролонгацией личного греха на глобальный уровень и превращения его в «социальный», то есть, создания «греховных» общественных структур.

Для русского традиционалиста, знающего цену таким «общественным структурам» как администрация президента, мафия, мэрия Москвы, ростовщические банки и т. д., логика Гутьерреса и взятые из его книги «Теология освобождения» цитаты должны быть, в принципе, понятны без специальных пояснений.

Концепция Гутьерреса настаивает лишь на том, что три уровня освобождения должны быть поняты и реализованы во взаимосвязи, взаимно дополняя друг друга, по его словам, новая теология «не ограничивается размышлением о мiре, но стремится стать частью процесса жизни, которая одна преобразует мiр».

 

8. Консервативные революционеры или прогрессисты?

Мы ещё не раз в следующих номерах газеты планируем обратиться к многоцветной палитре «теологии освобождения», чтобы создать целостную картину этого потрясающего явления, но пора уже сформировать первые выводы и дать ответ на вопрос, вынесенный нами в подзаголовок.

Ну, для «тупых американцев» тут и вопроса нет, всё ясно — «католические революционеры» — это элементарные большевики советского типа. Нам с «американцами» тоже всё ясно, поэтому перейдём к обзору более глубоких точек зрения.

Как скажем, решали сию проблему исследователи из СССР? Хотя в нашей стране фактического материала про это движение было собрано может быть даже больше, чем в США, книг по данной проблематике выходило до обидного мало, да и в определениях своих советские учёные были не в пример осторожнее, чем янки. И неудивительно. С точки зрения марксизма объяснить «партизанский» католицизм было почти невозможно, и иной советский автор останавливался перед непонятным явлением, в недоумении разведя руками и разинув рот, поразившись многообразию «противоречивых» элементов…

Вроде бы революционное учение — но на базе консервативной религии, ряд виднейших основателей принадлежат или раньше принадлежали к известнейшим орденам — выходец из иезуитов Ф. Карденаль, францисканец Бофф и т. д. А «передовые» протестанты — наоборот, за американский империализм.

Казалось бы уничтожение власти олигархии, вполне социалистические преобразования в экономике — а в политике и культуре никакого атеизма, и даже, напротив, повышается роль духовенства, открываются церкви, ряд министерских постов занимают священнослужители. И законы в новых антиглобалистских государствах принимаются скорее напоминающие Иран, чем совок. «…В соответствии с изменениями основных структур, осуществлённых нашей революцией, рождественские праздники должны вернуть свой истинно народный и христианский характер. Запрещаются всякого рода торговля, объявления и реклама, распространяемые посредством печати, телевидения и радио, как и других средств массовой информации, которые упоминают Рождество и всё, что связано с датой рождения Христа, для ускорения продажи предметов или услуг», — это из сандинистских постановлений. Такое вот изгнание торгашей из храма.

Да полно, социализм ли там? Бесспорно, вот только больше напоминающий известное социалистическое Государство Иезуитов в Парагвае, а то ещё более давние южноамериканские империи, чем «утопии «научного» материализма».

Цитаты из «крайне-правых» средневековых Фомы Аквинского и Франциска Ассизского органически уживаются со ссылками на классовую борьбу и «левой» социологией до К. Маркса включительно.

Позволю, наконец, высказать собственное мнение, идущее вразрез с теми оценками, которые доселе встречались мне в научной литературе.

На мой взгляд, «теология освобождения» и вытекающие из неё практические преобразования представляют собой независимую латиноамериканскую католическую версию «третьего пути», сравнимую по своим масштабам и оригинальности с иранской.

Этот вариант консервативной революции отличается от других своей авангардностью, футуристической устремлённостью в будущее и крайним, экстремальным экзистенциализмом, создающим особый, напряжённый, «рискованный» стиль жизни, поднимающий антиглобалистское восстание до высот религиозного переживания и метафизического выбора.

Ну, действительно, что в 1979 году не понятно разве было, что строить такие модели с такой эсхатологией под боком у США… хм, скажем так, не очень прагматично, не очень долговечно, что ли. Как, собственно и намекали многомудрые доброжелатели из СССР, не понимая, что происходящее в партизанских отрядах и молодых революционных государствах происходит по принципу «делай, что должен, и будь что будет» и имеет прямое отношение к Вечности, а не временному и преходящему… Эту разновидность третьего пути можно очень условно, понимая всё несовершенство терминологического аппарата, обозначить как «красную» или «подрывную», поскольку она в отличие от других включает в себя сравнительно меньше «консервативных» черт и больше «революционных». Просто потому, что в сумеречном мiре последних времён мало что стоит «консервировать».

 

 

http://nationalism.org/bratstvo/oprichnik/24/kalashnikov.htm

Поделиться