Краткое введение в евразийство

Советский и российский математик В.И. Арнольд рассматривал свой знаменитый задачник «Математический тривиум» как корпус «не каких-либо трудных задач, а тех простых вопросов, которые составляют строго необходимый минимум» (в скобках заметим, что собранные в сборнике задачи были отнюдь не простыми). Следуя выдающемуся примеру, мы назвали нашу попытку максимально доступного изложения основ евразийства «евразийским тривиумом», подчеркивая, что это minimum minimorum, «пролегомены» к такому достаточно сложному и многообразному феномену, как евразийство.

I. Базовые постулаты

Евразийство, как социальную философию и политическую идеологию, можно свести к четырем фундаментальным методологическим принципам:

1. Историософский принцип – традиционализм.
2. Геософский принцип – цивилизационный подход.
3. Геополитический принцип – геополитический подход.
4. Культурно-исторический принцип – археомодерн.

Традиционалистский подход к мировой истории, отрицая исторический универсализм, утверждает, что история не представляет единый и непрерывный процесс. История разбита на три парадигмально разные эпохи-эпистемы: Премодерн (Традиция), Модерн и Постмодерн. В эпоху Традиции человеческое сознание и бытие, сама структура внешнего мира формируются в контексте религии, религия выступает в качестве главного социального регулятора: этика, право, политика, экономика, культура – все сферы человеческой деятельности прямо или опосредованно подчинены религии. Модерн, зародившийся в Западной Европе в XVI–XVIII вв., с точки зрения традиционализма явился прямым отрицанием Традиции. Модерн предъявил секулярно-антропоцентрическую парадигму, последовательно элиминировав религию из всех сфер общественной жизни и вознеся на пьедестал квадриумвират науки, экономики, права и идеологии. Модерн – это парадигма прогресса, заменившего традицию; это претензия на безграничную власть Фауста над природой. Наконец, Постмодерн – это кризис и исчерпание энергии Модерна, отрицание Модерна и продолжение отрицания Традиции через упразднение любых нормативных рамок. Если Модерн отрицал только религию, то Постмодерн разрушает все, к чему прикасается. Наука становится постнаукой, общество – постобществом, а человек – постчеловеком. Постмодерн – это триумф однажды выпущенного на свободу греха, приход Мефистофеля к Фаусту за окончательным расчетом.

Традиционализм ставит вопрос о правомерности научно-технического прогресса в ущерб нравственному совершенствованию (спасению) человека и социума в целом. Традиционализм утверждает, что переход от Традиции к Модену был не исторически закономерным шагом, а фатальной ошибкой, коллективным грехом человечества. Поэтому, пока не поздно, пока до конца не уничтожены традиционные институты (церковь, этика, семья, традиционная культура), надо вернуться к традиционным основаниям, насколько это возможно. Традиционализм не останавливается на констатации диагноза, но и предъявляет способ возвращения – консервативная революция.

С традиционализмом тесно связан телеологический, эсхатологический принцип, который постулирует конец истории. Либеральной телеологии (глобализация) и модернистской телеологии (теория прогресса) традиционализм противопоставляет религиозную эсхатологию. Для России таковой является православная эсхатология, согласно которой рано или поздно наступят Последние времена, воцарится антихрист, разразится Армагеддон (последняя битва добра со злом) и, наконец, произойдет Второе Пришествие Христа. Однако, антихрист сможет воцариться только тогда, когда в мире не останется Удерживающего от беззаконий (Катехон). И сегодня Катехон – это православная цивилизация с центром в Третьем Риме, в Москве.

В такой картине определяются два главных субъекта истории — Церковь Восточная (Филадельфийская) и Церковь Западная (Лаодикийская). Диалектика их противостояния вскрывает тайную траекторию религиозного содержания истории. С Западной церковью вопрос ясен – это мозаика западных конфессий, в авангарде которых стоит англосаксонский протестантский фундаментализм. А вот с Восточной церковью вопрос открыт: станет ли Русская православная церковь Филадельфийской не есть наперед установленный факт, но является ее главной исторической миссией.

Цивилизационный подход отрицает единообразие культурно-исторических типов (цивилизаций). Географическое пространство в огромной степени влияет на культуру и национальную историю народов. Каждый народ, развиваясь в определенной географической среде, вырабатывает свою национальную, этическую, правовую, языковую, обрядовую, хозяйственную и политическую формы. «Место», где происходит «развитие» народа или государства, в значительной степени предопределяет траекторию и смысл этого «развития» – вплоть до того, что они становятся неотделимыми. В этом заключается смысл важнейшего евразийского концепта «месторазвитие». Нельзя отрывать историю от пространственных условий, и анализ цивилизации должен проходить не только по временной оси, но и по пространственной. Универсальной модели развития не существует, многообразие ландшафтов Земли порождает многообразие культур, каждая из которых имеет свои циклы, свою логику. Никакое месторазвитие не имеет права претендовать на то, чтобы быть эталоном для остальных. Каждый народ имеет свою модель развития, свое «время», свою «рациональность» и должен быть понят и оценен исходя из внутренних оригинальных критериев.

На основании того, что общность духовной, исторической, культурной, ментальной и символической традиции, как правило, обусловлена религиозной общностью, евразийцы конкретизируют и ограничивают число цивилизаций «ядерными» религиями. Субъектом цивилизации является аутентично экзистирующий народ. Довольно громоздкую формулировку «аутентично экзистирующий народ» следует понимать не как совокупность этносов и наций, населяющих определенную территорию, но как его духовное ядро, как мысль Бога о нем. Для краткости можно было бы употребить термин Хайдеггера «дазайн», если бы это не требовало дополнительных разъяснений. Аутентично экзистирующий народ – это носитель сакральности, индуцированной «ядерной» религией; это культурно-историческая общность судьбы, носитель определенной миссии, определенного языка, определенной идеи.

Цивилизационный подход, исповедуя равноправие цивилизаций в международных отношениях, тем самым заявляет не только о возможности, но и о необходимости многополярного мира, где каждая цивилизация являет собой уникальный полюс.

Геополитический подход. Цивилизации на мировой арене выступают главными акторами геополитической борьбы. Но несмотря на многообразие и различие цивилизаций в культурно-историческом аспекте, все они сводятся к двум базовым геополитическим моделям: цивилизация Моря и цивилизация Суши, а между ними находится промежуточная цивилизация Берега.

Цивилизация Моря (талассократия) тяготеет к освоению только береговой зоны, воздерживаясь от проникновения в глубь суши; утверждает динамичность и подвижность в качестве высших социальных ценностей; содействует инновациям и технологическим открытиям; развивает торговые формы общества, капитализм; способствует развитию обмена и автономизации финансовой сферы.

Цивилизация Суши (теллурократия) простирается в глубь континента и берет свое начало в удаленных от берегов землях; формирует жесткие, иерархические общества мужского, воинского типа на основе строгого подчинения, идеалов доблести, чести, преданности и верности; способствует созданию стабильных, но ригидных социально-политических образований, не склонных к экономическому и технологическому развитию; благоприятствует становлению империй с высоким уровнем сакрализации центральной власти и военизацией широких слоев населения; сдерживает культурный обмен и инновации консервативными и традиционалистскими установками в культуре.

Геополитический подход постулирует грандиозное по значимости заключение – о двойственности цивилизаций, о неминуемом противостоянии теллурократии и талассократии не только в стратегическом и прагматическом ключе, но и с точки зрения фундаментального различия и непримиримого противоречия в глубинных ценностных, культурных и даже метафизических ориентирах. Представление о метафизическом противостоянии цивилизаций дает концепция В.Ю. Катасонова об авелевой и каинитской цивилизациях как двух центральных цивилизационных архетипах.

Этот цивилизационный дуализм – «Суша против Моря» и «Море против Суши» – стал константой мировой истории. Цивилизация Моря наиболее ярко представлена главными англосаксонскими странами, США и Великобританией; цивилизацию Суши олицетворяет Россия-Евразия. Два геополитических полюса – атлантистский Запад и континентальная Евразия – ведут планетарную дуэль. Атлантизм стремится решительным броском Drang nach Osten завоевать Евразию и закрепить свой выигрыш в однополярном мире, мире глобализма. Противоположный полюс хочет восстановить баланс, возродиться в новой форме, с учетом печального опыта поражения. И возродившись, он создаст иной мир – многополярный, а не однополярный. В этом геополитическая миссия евразийства.

Археомодерн. Традиционалистский, цивилизационный и геополитический подходы позволяют объяснить такой не вполне очевидный феномен как археомодерн, без понимания которого нельзя понять евразийство. Западная цивилизация выработала особую систему принципов и ценностей, которую она отождествила с системой универсальной. Эта романо-германская система (которая сегодня больше ассоциируется с англосаксонской цивилизацией) стала навязываться остальным народам и культурам силой и хитростью. Духовная и материальная колонизация Западом всего остального человечества является негативным явлением, который мы называем археомодерном («романо-германское иго» в терминах классиков евразийства).

Суть археомодерна, что в одном и том же обществе со времени Петра I сложилась двухуровневая модель интерпретации практически всех явлений и принципов – в политике, культуре, быту и т.д. Ядро народа остается довольно архаичным и продолжает жить в условиях традиционного общества, а официально государство является современным, по сути западническим. Так, наша экономика, организация политической жизни и правящий слой представляют собой вполне либеральные западноевропейские системы Модерна. Но функционирует все это совершенно не так, как в странах современного Запада, поскольку перетолковывается традиционным, по сути, обществом на свой лад. Это и образует археомодерн, систему, где внешне всё вполне по-модернистски, а внутренне – глубоко архаично.

Археомодерн – это болезнь, своего рода социальная шизофрения. Одно и то же общество осознает себя диаметрально противоположным образом. Внешне и сверху – это современная либеральная демократия западного образца, изнутри и снизу – это мировая держава с волей к возрождению Империи, с сакральным Верховным Правителем во главе, с традиционными ценностями и с консервативной психологией, отвергающей «прогрессивные» либеральные установки как извращения и сатанизм.

С точки зрения властей решение проблемы археомодерна может лежать лишь в «модернизации», «прогрессе» и интеграции России в глобальный Запад. Но жесткое, хоть и пассивное и плохо отрефлексированное сопротивление «модернизации» снизу порождает в элите представление о том, что «не тот народ достался». Поэтому археомодерн – это непрекращающиеся культуртрегерские попытки переформатировать народное сознание по западным лекалам, в народе резонно воспринимаемое как «иго».

Россия оказалась в положении археомодерна не через прямую колонизацию, как большинство стран Азии, Африки и Латинской Америки, но через культурную колонизацию. Поэтому Россия потенциально сохранила шанс осуществить консервативную революцию в пользу Традиции, отбросить западническую цивилизационную модель и восстановить процесс аутентичного экзистирования России в истории.

Теология освобождения. Вышеперечисленные постулаты формируют вполне определенную политическую философию, способную предъявить целостную и непротиворечивую картину мира, движущие силы истории, ее главных акторов, а также место и миссию России в истории. Миссия России заключается в освобождении – страны, живущих в ней народов и мира в целом – от западной гегемонии, атлантистского колониального ига. Это освобождение должно быть тотальным, охватывать все уровни человеческого (и даже надчеловеческого) бытия. Победа лишь тогда является полной и окончательной, когда у врага нет ни одной лазейки, ни одной «серой зоны», где бы он мог собраться для реванша и нового Drang nach Osten.

У этой великой освободительной войны несколько фронтов, причем духовный фронт не менее важен, чем фронт внутри страны и даже внутри каждого из нас. Обретение аутентичного экзистирования – это фундаментальная трансформация самых внутренних основ социального бытия; это метанойя, обращение «Савла в Павла» внутри каждого из нас. Всё, абсолютно всё должно быть подвергнуто радикальной ревизии по самому строгому счету. Мы берем с собой в будущее только то, без чего нам не построить Царство Небесное – Подлинное; всё же остальное – ложное, наносное, дурное – без сожаления оставляем в прошлом.

Такой целостный и радикальный подход – это даже не философия освобождения, это теология освобождения, причем более глубокая и радикальная чем католическая теология освобождения стран Латинской Америки. Такой ответ, вообще говоря, не обязательно вытекает из четырех постулатов – это фактически пятый постулат, фундаментально переосмысляющий мировую «геометрию», подобно тому, как пятая аксиома Лобачевского кардинально изменила «привычную» геометрию Евлида. Этот постулат, собственно говоря, и является альфой и омегой евразийства.

Более того, только этот постулат и является критериальным признаком евразийства (Четвертой политической теорией). Евразийство можно помыслить без традиционализма; евразийцы могут исповедовать разные религии и, соответственно, придерживаться разных эсхатологий; существуют евразийские течения, отказывающиеся от ракурса классической геополитики; евразийству есть место на континентах, отличных от Евразии, – и всё это будет евразийство! Евразиец Рустем Вахитов однажды не без сожаления сформулировал «парадокс исчезновения евразийства», сетуя на размывание «евразийской догмы», сформулированной отцами-основателями евразийства. Однако евразийство не было бы евразийством, если бы было сугубо эксклюзивной концепцией, отметающей всё, что не было вписано основоположниками в «золотой канон». Евразийство – принципиально инклюзивное учение, оно собирает под свои знамена всех, кто встал на борьбу с либерализмом, атлантизмом, капитализмом, сатанизмом независимо от политических или религиозных пристрастий. Евразийство – это философия-приглашение: «Кто не с врагом – тот за нас нами!» В такой постановке нет «парадокса исчезновения евразийства», но есть категорический императив обретения евразийства.

Вместе с тем, евразийство обладает своей собственной строгой концептуальной рамкой, перечисленные постулаты являются его структурообразующим базисом – скелетом, без которого евразийство рискует превратиться в аморфный нарратив «за всё хорошее против всего плохого». Чем больше постулатов евразиец принимает, тем ближе к ядру учения он находится. Чем меньше постулатов евразиец принимает, тем дольше от ядра он находится. Евразийство можно сравнить с кометой, где «ядерное евразийство» – ядро кометы, «периферийное евразийство» – хвост кометы, а «пятый постулат» – это орбита кометы, куда направляются и ядро кометы, и ее хвост.

II. Базовые оппозиции

Планетарная дуэль между Западом и Россией-Евразией («Великий спор» по В.С. Соловьеву) породила концептуальный дуализм в форме оппозиций, которые отчасти уже перечислены выше (и мы не будем на них останавливаться). Р.Р. Вахитов в монографии «Евразийство: Логос. Эйдос. Символ. Миф» предложил структурировать евразийство через категории-оппозиции, и мы воспользуемся этим весьма плодотворным методом. Перечислим основные оппозиции, позволяющие наполнить содержанием евразийский базис:

– механистичное – органичное;
– богоугодное – богопротивное;
– личное – безличное;
– идеократия – прагматизм;
– традиция – прогресс;
– цивилизация – глобализация;
– имперскость – империализм;
– капитализм – антикапитализм.

Не все перечисленные оппозиции одинаково значимы и независимы (некоторые оппозиции являются следствиями базовых оппозиций, проекциями на определенную сферу деятельности), но в погоне за лаконичностью изложения мы опускаем эти тонкости.

Механическое – органическое. Западная и евразийская цивилизации объединяется в единую общность на принципиально различных основаниях. Западные союзы – механические институты, формальная множественность частей («царство количества по Генону); само западное общество, нация, – множество индивидуумов, объединенных по формальному признаку («общественный договор»). Евразия, напротив, являет образец органического, внутреннего единства, спаянного неведомыми «скрепами». На Западе всем заправляет процедура, в России все еще сильно влияние таинства. Цельность и органичность обуславливают такую степень единства, которое недостижимо для Европы или других месторазвитий, которая нам кажется естественной данностью, но которая пугает и возмущает западного человека. Все западные союзы удерживаются гегемонией метрополии над колониями и подвержены распаду на обособленные национальные государства, Евразия распадается лишь под натиском внешних сил, причем каждый такой распад воспринимается как «геополитическая катастрофа», и рано или поздно распавшиеся части вновь собираются в единое целое, в уникальную империю без метрополии.

Богоугодное – богопротивное. Единство, соответствующее Божественному промыслу, есть положительное, богоугодное единство. Таково единство многонародной цивилизации, культурно-географического мира или культурно-исторической зоны. Ему противостоит отрицательное, богопротивное единство, противоречащее Божественному замыслу и построенное на человеческих греховных интересах (попытка создания общечеловеческих или распространяющихся за пределы месторазвития культур или империй), новое строительство Вавилонской башни. Отказ от Бога в эпоху Модерна в пользу провозглашенного поклонения гуманизму и прогрессу на деле оказался поклонением мамоне, повлекшим отказ и от поиска истины, и от самого человека.

Личное – безличное. В либеральном обществе реально лишь индивидуальное и частное, а общее – иллюзорно. Индивидуализм западного общества обезличивает человека, превращая его в анонимного агента отношений обмена. Евразийство, настаивая на примате общего над частным, утверждает о существовании соборной, симфонической личности, выходящей далеко за пределы отдельного индивида. Личность есть цельность, и поэтому она не сводима к простой сумме индивидов, входящих в данный народ. В полном соответствии с православным идеалом апостольской общины («у множества же уверовавших было одно сердце и одна душа. И никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее») восстановление, собирание народа России-Евразии в единую симфоническую личность составляет антропологический (и социологический) идеал евразийства.

Идеократия – прагматизм. Согласно социологической концепции П.А. Сорокина Общество за свою эволюцию переживает три фазы: идеационную, идеальную и чувственную. В идеационной модели преобладает принцип религиозной веры, аскетизма, героизма, пренебрежения материальным. В идеалистической модели доминирует рассудок, рациональное сознание, высшие идеалы уравновешиваются с материальными интересами, процветают науки. Чувственная модель главное значение придает телесной, материальной, прагматической стороне вещей. Принцип наслаждения (культ потребления) преобладает надо всем остальным. Западная цивилизация окончательно опустилась в чувственную фазу, тогда как для России-Евразии этот принцип цивилизационно чужд, а идеократическая модель наиболее полно отвечает ее общественному идеалу. Идеократия прямо противоположна прагматико-коммерческому подходу. Евразийское государство должно строиться, отправляясь от изначального духовного импульса, сверху вниз, вся его структура должна созидаться в согласии с априорной Идеей, и во главе этой структуры должен стоять особый класс «духовных вождей».

Имперскость – империализм. Две цивилизации, Запад и Евразия, реализуют два полярно различных типа империи. В геополитическом плане Запад утверждает модель владычества метрополии над колониями, модель угнетения центром периферии путем ее «модернизации», постоянную экспансию вовне, захват ресурсов и территорий – модель чистой экстернальности. Одновременно Запад воплощает экстенсивный тип хозяйствования, черпающий силу и ресурсу извне. Евразия утверждает модель союза без колоний, когда центр включает периферию в себя, подтягивает ее до своего уровня. Евразийская модель – это чистая интернальность, обращение внутрь. Запад – это эксклюзивная модель культурной, экономической и политической гегемонии, когда в колониях подавляется всё самобытное и суверенное, но при этом колониям никогда не стать метрополией; напротив, отставание периферии от центра всё более усугубляется. Россия-Евразия – это инклюзивная модель, приглашение соседей в общий дом на равноправных началах, которые при этом не теряют своей культуры, традиции и определенной автономии. Одновременно Россия-Евразия воплощает интенсивный тип хозяйствования, не только обходящаяся своими силами, но и щедро делящаяся ими с периферией.

Два типа империи дают две модели государственности. Западный империализм – это плоская модель «гражданского общества» с фасадной либеральной демократией и теневой олигархией. Это модель, где «общественное благо» раздроблено на индивидуальные блага. Идеалом евразийской государственности является иерархическая модель государства «тягла», обращенная вверх и подчиненная надмирному общественному идеалу, Идее-правительнице. Западный империализм устанавливает иерархию господства – евразийская имперскость провозглашает иерархию служения. Среди евразийцев нет единого мнения относительно конкретной модели государственного управления – будет ли это монархией, народовластием (демотией, продолжением Земского собора или советской власти) или синтезом обеих систем (народной монархией), – но в любом случае это будет самодержавие, уникальный и проверенный временем тип русской власти, принципиально несовместимый с олигархией.

Капитализм – антикапитализм. Западная цивилизация, отказавшись от запрета на ссудный процент, имманентно связана с такой социальной системой как капитализм. Можно даже сказать, что везде, где возникает капитализм, он возникает не сам по себе, но по флагом модернизации насаждается незваными миссионерами с Запада. Евразийцы едины в критике капитализма и в утверждении антикапиталистического способа хозяйствования, однако единой экономической модели нет. Левые евразийцы предлагают социалистическую модель, тогда как правые евразийцы вслед за славянофилами апеллируют к патриархальной общине и к самодержавному царству доромановского периода. Однако, в этих подходах, как ни парадоксально, нет особых противоречий – еще П.А. Флоренский указывал на параллелизм социализма и средневековья (раннего феодализма). Общепримиряющей моделью мог бы стать православный социализм (который А.Г. Дугин называет «социализмом справа»).

III. Базовые концепты

Ряд евразийских концептов нами уже затронут: Традиция, консервативная революция, аутентичное экзистирование, археомодерн, цивилизация, месторазвитие, симфоническая личность, демотия. Поэтому остановимся на еще не упомянутых концептах, которые важны для понимания феномена евразийства.

Радикальный субъект – это актор Новой метафизики, ее полюс. Радикальный субъект – это субъект, освобожденный от суггестивного давления парадигм; это субъект, рассматривающий парадигмы со стороны, и благодаря этому осознающий их именно как парадигмы, а не как нечто само собой разумеющееся.

Любая парадигма, при взгляде изнутри ее не сознается как парадигма, а сознается как нечто непреложное, очевидное, само собой разумеющееся. Для человека Традиции, например христианина, другие религии – это ересь, хотя более-менее понятная, Модерн – это начало конца, а Постмодерн – это уже, собственно, всё, ад. Для модерниста любая религия Премодерна – это мракобесие, дикость и глупость, и, наконец, для Постмодерна мракобесие и дикость и Премодерн, и Модерн. Практически каждый человек, рожденный и росший в парадигме, закрепощен ею, поэтому все общество в целом видит в разные эпохи мир по-своему и не может понять другого взгляда на него. Исключение составляют переломные моменты (например, между Премодерном и Модерном – эпоха Возрождения), в одном из которых, между Модерном и Постмодерном, мы сейчас находимся. В этот момент и рождается Радикальный субъект.

Радикальный субъект видит, что любая парадигма не есть истина в последней инстанции. Он может выбрать себе парадигму, но выбор его будет свободным. Аутентичное экзистирование – это свободный и осознанный выбор своей подлинной (а не навязанной или выдуманной) парадигмы, и этот выбор может совершить лишь радикальный субъект.

Евразийский отбор. Россия-Евразия как выражение лесостепной империи континентального масштаба требует особой модели управления на основании особого «отбора». Этот «евразийский отбор» осуществляется на основании особой этики, соответствующей ландшафтным условиям. Это этика коллективной ответственности, бескорыстия, взаимопомощи, аскетизма, воли, выносливости, беспрекословного подчинения начальству. Только такие качества могут обеспечить сохранение контроля над обширными слабозаселенными землями евразийской лесостепной зоны. Правящий класс Евразии формировался на основе коллективизма, аскетизма, воинских добродетелей, строгой иерархии. Формализация этих принципов легла в основу Ясы Чингисхана. Позже основные мотивы «евразийского отбора» воплотились в политическом устройстве Московской Руси. При любых идеологических фасадах реальный механизм управления Россией-Евразией естественно тяготеет к логике «евразийского отбора».

Туранский фактор. Россия сложилась как самостоятельная цивилизация при столкновении собственно славянского начала с туранским. Наследие монголо-татарского периода было тем важнейшим элементом русской истории, который превратил несколько периферийных раздробленных восточнославянских княжеств в остов мировой империи. Те сектора Киевской Руси, которые подпали в XIII веке под европейское влияние, постепенно растворились в нем, утратив политическую и культурную самостоятельность. Те земли, которые вошли в состав Орды, позже стали ядром континентальной империи. Татары сохранили духовную самобытность Древней Руси, которая воскресла в Московском Царстве и вступила в «наследие Чингисхана». Евразийцы переосмыслили туранский фактор в положительном ключе, распознав в диалектике русско-татарских отношений живой исток евразийской государственности.

Четвертая политическая теория (4ПТ) – политическая идеология, порожденная евразийством, но не тождественная ему. 4ПТ – это «интегральное евразийство»; идеология, очищенная от евразийства в узком, понимании, с привязкой к географическому контексту, приложимая к любым континентам, народам и традициям, учитывающая их культурно-исторический контекст. 4ПТ – это глобальный проект для мира, приглашение всем другим цивилизациям к равноправному соучастию. 4ПТ предлагает выйти за пределы политического Модерна и соединить будущее с традицией, с возвратом к традиции, интерпретированной как вечное, а не как прошлое. Защита вечности через одновременное обращение к Премодерну и пост-Постмодерну – в этом смысл 4ПТ.

Субъект 4ПТ – это народ как экзистенциальное мыслящее единство, это «народная душа». Народ – понятие духовное, историческое и одновременно внеисторическое, включающее в себя мертвых, живых и еще нерожденных. Народу как «плоти» еще предстоит обрести «душу», чтобы стать подлинным субъектом 4ПТ, предстоит собраться в единую симфоническую личность и стать радикальным субъектом, аутентично экзистирующим и осознающим свою историческую миссию.

IV. Базовые мифы

Евразийство – принципиально не секулярное учение; оно, хоть и не является религией, имманентно с ней связано, т.е. обладает содержательным метафизическим базисом. Метафизический аспект едва ли поддается строгой концептуализации, но его можно отчасти реконструировать через мифы, явно или неявно проявляющиеся в евразийском нарративе. Прежде всего, это библейские сюжеты (притчи): о Вавилонской башне, об исходе иудеев из египетского плена, о блудном сыне, о Катехоне.

Строительство Вавилонской башни воспроизводится на протяжении всей эпохи Модерна, достигнув своей кульминации в нынешнюю эпоху глобализации. Н.С. Трубецкой видел в Вавилонской башне символ общечеловеческой, безбожной, материалистической цивилизации, которую стремится создать модернистский Запад путем нивелировки всех остальных культур. Господь рано или поздно разрушит башню (она уже накренилась и начала заваливаться), но человечеству важно оказаться не в числе горе-строителей, но быть рукой Господа, разрушающей эту башню.

Египетский плен – это археомодерн, то есть период, начавшийся с западнических реформ Петра, когда правящий слой России отрекся от национальных традиций и стал перенимать и насаждать западные институты, культуру и ценности. В результате элиты и вообще образованные классы превратились в «египтян». Сорокалетнее блуждание евреев в пустыне – это период медленного, мучительного и непоследовательного осознания романо-германского ига и его изживания.

Притча о блудном сыне – это обольщение России европейским соблазном, забвение собственного пути, отречение от своих корней («отца»), долгие попытки встроиться в чужую цивилизацию и, наконец, избавление от чар европоцентризма. Возвращение блудного сына домой еще не состоялось, но блудный сын уже на пороге отчего дома. Тема «возвращения» – это целый комплекс мифов, куда вслед за Р.Р. Вахитовым можно причислить миф о потере имени и обретении его, миф о спящей царевне, миф о йоге Мациедранате – повествующие о забвении имени (истинной личности) и последующем ее осознании.

Катехон («удерживающий теперь») – богословское и религиозно-политическое понятие, основанное на христианской эсхатологии. Это исторический субъект, имеющий миссию препятствовать окончательному торжеству зла в истории, приходу антихриста и отдалить конец света. Загадочная фраза ап. Павла «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не свершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (Фес. 2:7) в евразийском ключе трактуется как переход от традиционного общества к обществу посттрадиционному, но именно наличие Катехона не дает приходу антихриста совершиться. После падения Византии и возникновения доктрины «Москва – Третий Рим» Россия приняла на себя ответственность за сохранение православной веры и мирного, законного порядка в своих границах. В этом и заключается роль России как Катехона.

Средневековая легенда о докторе Фаустусе является одним из базовых мифов евразийства. Согласно легенде, ученый-чернокнижник доктор Фаустус заключает договор с дьяволом, чтобы получить господство над людьми и природой. Заполучив таким образом власть, Фауст начинает использовать её для удовлетворения своих собственных чувственных и интеллектуальных потребностей и для реализации честолюбивого проекта, который должен был принести счастье миллионам людей. Аутентичная легенда (в отличие от знаменитой трагедии Гете) повествует о бесславном конце чернокнижника, о крушении его проектов и попадании пропащей души в ад. В позднем средневековье люди еще были духовно зрячи и понимали цену сделки с дьяволом. Гениальный Гете этого уже не понимал, он не осознавал всей глубины духовной катастрофы Модерна – и реабилитировал Фауста (и Модерн в целом). Фауст – это вся Европейская цивилизация, продавшая душу в обмен на покорение природы и власть над людьми. Недаром Европу называют «фаустовой цивилизацией» самые разные исследователи – О. Шпенглер. И.И. Сикорский, В.Ю. Катасонов…

В корпус евразийских мифов органично вплетены славянофильские мифологемы о Святой Руси, о граде Китеже, о Беловодье.

Святая Русь – это метонимия, смысловое перенесение Святой земли на Русь, придание России сакрального смысла. В формуле «Святая Русь» скрещивается нескрещиваемое: скрещивается святость с русскостью. Не какое-то частичное пересечение, но абсолютное совпадение – парадоксальная (и на первый взгляд, святотатская) мысль о том, что наша земля свята. Отождествляется и соединяется мирное и надмирное, метафизическое и конкретное, имеющее географические и исторические очертания, имеющее этнического носителя. Этот миф, пусть и с оговорками, принят церковным сознанием – Россия свята тем, находится под Покровом, особым покровительством Пресвятой Богородицы. Россия – чертог Царицы Небесной, на территории Большой России (СССР) находятся три удела Богородицы (Иверия, Киево-Печерская лавра, Серафимо-Дивеевский монастырь) из четырех.

Сказания о Китеже-граде повествуют, что за чистоту души и благую веру в Господа во время нашествия Батыя целый город был скрыт в водах озера Светлояр, где он пребывает незримым, являясь только праведникам. Легенда рассказывает о чуде, которое было попущено в качестве надежды на то, что испытание татаро-монгольским нашествием и разорением будет преодолено. Легенда является одной из вариаций из комплекса мифов о возращении. Подлинная Россия сокрыта в спасительной глубине, пока на русской земле иго внешнего врага и разорение.

В старообрядческой легенде о Беловодье Беловодье – чудесная страна свободы, без бедных и богатых, без крепостного права и преступников, оплот веры православной, в котором живут одни лишь праведники. Страна Белых Вод была открыта только для добродетельных людей, и находилась на Севере, «в Поморье, от реки великой Обь до устья Беловодной реки». Это также одна из версий мифа о возвращении.

В грандиозном проекте Ноомахия, культурно-историческом и метафизическом одновременно, А.Г. Дугин предлагает рассматривать мировую историю, включая все аспекты и сферы человеческой деятельности, как единый процесс столкновения трех логосов («война умов») – Аполлона, Диониса и Кибелы. Ноомахия демонстрирует, как ноологические структуры оформляются в культурные комплексы философии, метафизики, мифов, обрядов и т. д. в контексте больших пространств и эпох или в контексте более узких границ. Ноомахия описывает, как на основании базовых экзистенциальных структур строятся конкретные исторические (горизонтальные) Логосы той или иной культуры, отражая всякий раз особую и оригинальную комбинацию элементов трех вертикальных Логосов.

Поделиться