Евразийство и социализм: две дороги к одной цели

 «Говорить о социализме следует, осуществляя серьезное мысленное усилие»
(Александр Дугин «Новый социализм?»)

Два политических течения, социализм и евразийство, находились в сложных отношениях с самого возникновения евразийства. Собственно, евразийство как идеология оформилось в результате мучительной рефлексии революционных трансформаций в России со стороны патриотически настроенной части эмигрантской интеллигенции. Классическое евразийство умудрялось сочетать в себе весь спектр отношений – от почти полного неприятия (Г.В. Вернадский, Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий) до проявления достаточно высокой лояльности к советскому социализму (П.А. Флоренский, П.П. Сувчинский, Л.П. Карсавин). Превосходный обзор левого евразийства дан Рустемом Вахитовым в статьях «Классическое левое евразийство» и «Социалистический потенциал евразийства», поэтому мы сразу перейдем к современному состоянию вопроса.

Возрождение евразийства после крушения советской системы спустя краткую фазу «детской болезни правизны» в неоевразийстве с новой силой проблематизировало коллизию «евразийство – социализм». Если в негативном отношении к капитализму к 2000-м годам в евразийском (в широком понимании, в смысле т.н. «интегрального евразийства») дискурсе в целом сложился антикапиталистический консенсус, то в отношении к социализму сохранялась прежняя амбивалентность. С одной стороны, были его горячие сторонники: «красные евразийцы» (Р.Р. Вахитов), нацболы (Э.В. Лимонов); с другой – его ярые противники: «новые правые» в форме разнородных монархических организаций («Двуглавый орел», Правая.Ру и т.п.). Последние, отвергая социализм, предпочитали либо туманно говорить о третьем, особом пути России (большей частью напоминающем известный лубок Ивана Шмелева «Лето Господне» нежели политическую программу), либо погружались в уранополитический эскапизм (весьма характерный для служителей РПЦ).

Идейный лидер и основатель неоевразийства А. Г. Дугин в отношении социализма редко «расставлял точки над ё», предпочитая проблематизировать, а не «закрывать» тему. Уже в 1993 г. в работе «Загадка социализма», Дугин наперекор господствовавшему неолиберальному мейнстриму отчасти реабилитирует социализм, вскрывая его объективное значение в парадигме социологии Ф. Теннеса: «В социализме на первый план выступает диалектический фактор, так как возвращение к общине (Gemeinschaft) после ее разрушения капиталистическим обществом (Gesellschaft) должно стать процессом качественно иным, нежели существование общины (Gemeinschaft) по инерции. Поэтому телеологическая ориентация социализма предполагает в будущем не просто общину, но Абсолютную Общину, основанную не на братстве братьев, но на “всеобщем братстве”. Фактически, социалисты хотят вернуться не во вчерашний, а в позавчерашний день, в Золотой Век, к Истоку. Отсюда и кажущаяся подчас странной образность социалистических утопий, в которых воспеваются не просто органические, реалистически-общинные отношения, но эдемический идеал, прото-община (Urgemeinschaft)». Социализм – не принадлежит только прошлому, истинный, верно понятый социализм еще впереди: «Социализм – это дело воистину обездоленных масс (внимательнее приглядитесь, не скрыты ли за объективной бедностью пролетария мелкобуржуазные, мещанские чаяния, не реализующиеся лишь потому, что для этого нет внешних условий!) и воистину радикальной элиты (будьте осторожнее, как бы за революционным пафосом идеологов не обнаружилось неумеренного индивидуалистического тщеславия, ищущего лишь скандала, или пустой интеллигентской демагогии!). Быть может, лишь когда и те, и другие действительно постигнут Мистерию Нищеты, они смогут соединить свою волю настолько, что ветхий мир, действительно, будет разрушен до основания». Сегодня, спустя почти 30 лет в свете пауперизации среднего класса и «великого пробуждения» контрэлит слова Дугина звучат поистине пророчески.

Определенный реванш консервативных настроений в России «нулевых» побудил Дугина к поиску альтернатив неолиберальному «концу истории» в «новом социализме», который был не столько проектом, столько приглашением к проекту, интеллектуальным заданием на новую тысячелетку. Поиск выкристаллизовался в доктринально концептуализированное техническое задание – «Новый социализм?» (2001). Философ верно ухватывает самую суть социализма, которая нередко ускользает из рук его критиков: «Социализм изначально по своей структуре и во всех своих разновидностях отказывался признавать имманентную логику развития экономических факторов высшим нравственным критерием. Такие неэкономические понятия, как «справедливость», «равенство», «солидарность», «коллективность», «общественное бытие», лежат в самой основе социалистического мышления. И процесс экономического роста, эффективность хозяйственных механизмов играют здесь важнейшую, но всегда вспомогательную роль. Эта сторона жизни призвана лишь служить инструментом для достижения нехозяйственных, нравственных задач. Поэтому само сопоставление чисто экономического эффекта либеральной и социалистической моделей заведомо бессмысленно. Социализм для его сторонников лучше не потому, что он эффективней, но потому, что он справедливее, нравственней, идеальней».

Вместе с тем, в отличие от последователей марксизма Дугин обращает внимание, что социализм – это постановка проблемы, а не ее решение: «Широкое понимание социализма является не только констатацией, это еще и результат серьезного интеллектуального критического усилия, имеющего целью преодолеть навязчивый гипноз системы банальных ассоциаций, соотнесения социализма исключительно с советским опытом, с марксистской ортодоксией и пропагандистским искажением – как советского, так и антисоветского толка… Сегодня как никогда важно отделять сущностные стороны социализма от второстепенных – в противном случае мы не сможем всерьез постичь это явление, а следовательно, даже недавние исторические периоды, в которых мы жили и действовали, останутся для нас тайной за семью печатями… Говорить о социализме следует, осуществляя серьезное мысленное усилие… Сегодняшняя альтернатива планетарному господству либерализма точнее всего описывается именно понятием «социализма», но не в интерпретации XX, а в интерпретации XIX века. Определение «нового социализма» гораздо ближе к изначальному определению Гастона Леру, чем к сложнейшим схоластическим построениям мировоззренческих споров XX века».

В интервью «Нам нужен другой социализм» (2013) Дугин говорит о социализме более определенно: «Я предполагаю, что это может быть некое социальное православие или социальный традиционализм, социал-консерватизм. Это традиционные ценности – семья, религия, вера, дисциплина, порядок и общественная иерархия. А с точки зрения социальной организации – справедливость, в значительной степени – равенство, солидарность общества, отсутствие мощного различия между бедными и богатыми, ориентация на поддержку слабых… Таким я вижу будущее. Но если консерватизм будет держаться на либеральной основе в экономике, на капиталистической модели организации общества (кто богатый, тот прав, кто бедный, тот не прав), вот тогда он будет дискредитирован. Поэтому сам я являюсь сторонником социально ориентированного консерватизма, но только хочу подчеркнуть: не марксистского, не атеистического и не материалистического. То есть нам нужен другой социализм».

Новый виток осмысления социализма с позиций неоевразийства представлен в цикле программ радио «Аврора» (2020-2021) с участием А.Г. Дугина. Левоконсервативный дискурс, развиваемый «Авророй», получил мощный интеллектуальный импульс со стороны неоевразийства, а неоевразийцы – отличную трибуну для пропаганды и популяризации своих идей.

Попытку такой популяризации мы осуществим немедленно. Нижеследующий текст разбит на главки (по выпускам программы «Авроры») и построен в жанре экзегетики, т. е. комментирования привлекшего наше внимание тезиса А.Г. Дугина (цитаты, начинающейся с аббревиатуры АГД).

Время течет из будущего в прошлое

АГД: Главной причиной является не «причиняющая причина», а «причина цели», т. е. «для чего?». Мы перестали понимать, для чего мы живем, – мы либо выживаем, либо отбиваемся, либо пытаемся держаться. Фактически это исчезновение целевой причины, исчезновение осмысленного будущего – вот оно и стало фатальным… А Шеллинг, Гегель и Хайдеггер говорят: да нет, время течет в другом направлении, мы просто с причиняющей причиной совершили ошибку. На самом деле время течет из будущего, у времени есть цель. Такое впечатление, что мы забыли про эту цель, мы забыли про будущее измерение. Просто прошлое настолько предопределяет наше настоящее, что наше настоящее уже стало прошлым для будущего. А тогда будущего нет, оно убегает, отступает.

Модерн однажды выпустил стрелу времени из прошлого в будущее, и мы живем, заточённые в тисках этой парадигмы, так, будто бы настоящее детерминировано прошлым, а будущее, как фатум, неизбежно вытекает из настоящего. Но так ли это? – заставляет нас усомниться философ. В христианской парадигме история – это «возвращение блудного сына». Грядущее – Царство Божие – открыто всегда, оно готово сбыться «здесь и сейчас». От блудного сына требуется лишь самая малость: перестать оглядываться долу, блуждать в потемках заблуждений тварного прошлого, и обратить взор горе, свету нетварной истины.

Модернистское отношение к истории афористично сформулировано в политическом кредо Троцкого: «Движение – всё, конечная цель – ничто!» Мы должны решительно отказаться от этого кредо, заменив его кредо (вернее, Символом) веры, где во главу угла поставлена обетованная Цель: спасение от греха, обретение жизни вечной. Движение, если оно не ведет к Цели, не имеет значения – зачем нужна дорога, если она не ведет к Храму? История не имеет значения, если она не открывает нам Божий Промысл.

АГД: Новый цикл давайте оторвем от прошлого. Вообще, в конце концов неважно, что было, что есть, – важно только, что будет. Цель гораздо важнее, чем исток; возвращение гораздо важнее, чем исход. Давайте задумаемся о цели, о смысле, давайте впустим будущее в себя, давайте дадим возможность будущему сбыться, а то под грудой прошлого мы не можем даже взглянуть на него.

Готовы ли мы коллективно повторить подвиг Мюнхгаузена, вырвать себя из болота прошлого и опустить на спасительную опушку будущего? Это и в самом деле подвиг, это сверхусилие, это радикальный разрыв с прошлым через метанойю, перемену сознания. В прошлом, в истории мы оставляем только семена будущего и решительно выкорчевываем сорняки пустоцвета. Если нам и нужна история, то только для того, чтобы за калейдоскопом интриг, заговоров и переворотов разглядеть сокровенный смысл, Промысл. Как в семени сокрыт сладкий плод, семя надо только бросить в благодатную почву и заботливо оберегать всходы, – так и в истории мы должны «отделить семена от плевел», живо представить притягательный Образ будущего. Чтобы, подобно Родену, затем отсечь всё лишнее.

АГД: Есть предложение, как некоторое приглашение: переместить центр внимания с прошлого и настоящего на будущее. Давайте строить царство справедливости, царство добра на земле – какая прекрасная цель! Кстати, большевики победили именно из-за этого: они действовали не в силу прошлого и не в силу настоящего, – они победили во имя будущего. У них был мандат на будущее, который они сами себе выписали. Надо вернуться к проективной стороне нашей жизни, спорить не о том, что было, а спорить о том, что должно быть.

Если время и стрела, то стрела не выпущена из лука, но стрела, неумолимо движущаяся к цели, в самое «яблочко». История, подобно «Шпилю» Уильяма Голдинга, суть постройка общего Храма. Храма, зодчими которого мы являемся по самому факту рождения на Земле, в человеческом обществе. И в нашей власти решать, что мы будем строить – Храм или коровник. Даже если мы всю прежнюю историю строили коровники и торговые центры, – мы вольны, наконец, сдать в утиль старые проекты и выписать себе мандат на постройку Храма.

АГД: Строительство Царства Божия на земле – прекрасная и христианская идея, т. е. Царство Божие внутри, Царство Божие в человеке, Царство Божие в духе, Царство Божие в наших сердцах… Если мы его построим, разве оно будет тем обществом, в котором мы живем?.. Легитимность будущего, если мы его определим, как строительство Царства Божия на земле и в людях – прекрасная же цель!

Да, это поистине прекрасная цель! Царство Божие должно быть везде: в сердце, в духе, в человеке. И на Земле. Если Бог внутри нас, то разве не должен Он жить в Царстве Божием? Или хотя бы в его подобии. Подобно тому, как человек – образ и подобие Божие, так и земное царство, царство кесаря должно быть образом и подобием Царства Божия. Зачем же без боя мы отдали его во власть дьявола?

Собственно, задача построения царства Божия на земле была главной задачей всех истинно христианских теократий. Русский философ Владимир Соловьев в работе «Византизм и Россия» отмечает: «От Ивана Грозного к нам дошла, между прочим, самая верная и самая полная формула христианской монархической идеи: “Земля правится Божиим милосердием и Пречистыя Богородицы милостию, и всех святых молитвами, и родителей наших благословением, и последи нами, государями своими, а не судьями и воеводы, и еже ипаты и стратиги…” Эта формула безукоризненна; нельзя лучше выразить христианский взгляд на земное царство». Эта формула – ключ к стяжанию Царства Божия на земле. Святой Руси, по которой грезили русские государи и простолюдины со времен «Слова о законе и благодати» свт. Илариона Киевского. Понятно, что во всей полноте Царство Божие воцарится только после Второго Пришествия Христова. Но христиане не должны ожидать его сложа руки или спасаясь в одиночку. Они должны предуготовлять себя к жизни в Царствии Божьем, т. е. строить здесь его подобие. Пока же мы преуспели в обратном, строим царство сатаны с упорством, достойным лучшего применения.

Следует сразу отмести упрек в хилиазме: Царство Божие дано как обетование, как настойчиво взыскуемое человеком сообщество себе подобных. Как недостижимая, но обязательная цель. Ибо отказавшись от строительства Царства Божия, мы очутимся в царстве дьявола; отказавшись от постройки Храма, мы окажемся в хлеву.

АГД: Построение Царства Божия на земле может потребовать от нас всего: и нашей жизни, и наших жертв. Мы можем во имя этой цели и должны во имя этой цели принести в жертву вообще всё, что только можно – потому что это очень серьезная цель. Но и укрепление нашей державы – это серьезная цель, и построение социальной справедливости – это цель, и создание высокой культуры – это цель. Это разные цели, но в них вибрирует струна будущего.

Этот тезис способен отпугнуть кого угодно. Но только не русского – русского он лишь раззадорит. Как остроумно заметил живущий в России французский гроссмейстер с китайскими корнями Жоэль Лотье: «На трудную задачу зовите китайца, на невозможную – русского». Мы умираем от комфорта и сытости, превращаясь в немцев, в американцев, в свиней. Но мы возрождаемся к жизни, когда мы сражаемся или работаем «на разрыв аорты» и не щадя живота. Мы по-настоящему живем, только перед лицом смерти, только отдавая жизнь за други своя. Христос ради нас совершил крестную жертву, и для русского человека нет задачи важней, чем повторить Его искупительный подвиг. «Построение Царства Божия на земле» – ладно, сперва не на всем глобусе, а в «отдельно взятой стране» – едва А. Г. Дугин поставил эту задачу в новогоднюю ночь вместо тазика с оливье, как русский народ уже встал в очередь за рубанком и мастерком. Даёшь Царство Божие за три года!

Элита Великого Пробуждения

АГД: Если мы начнем рассматривать религию не как институт прошлого, а как институт вечного (если Бог живой, то и завтра Он будет живой, и потом Он будет живым и новым), то будущее должно вдохновляться жизнью Бога, жизнью пульсирующей, трепещущей новой вечности, для которой ничего не стоит взорвать, отменить, просто одноразовым образом отложить представительскую демократию, создать совершенно новый институт. Мы должны обратиться в поисках вдохновения к тому, что является всеобщим истоком, всеобщим основанием. А это богословие, это философия, это искусство – давайте там и искать. Сейчас необходимо не сообщество экспертов, аналитиков, спецслужбистов, которые представляют по сути технический персонал, обслуживающий существующие тренды. Но та проблема, с которой мы сейчас столкнулись – это не техническая проблема. Это философская, религиозная, метафизическая проблема, и решать ее должны мыслители.

Однажды мы слепо доверили свое будущее политикам, экономистам и юристам, – и сами не заметили, в каком бедственном положении очутились. Потому что будущим не распоряжаются ни юркие клерки, ни близорукие профессора, не видящие дальше собственного носа. Чтобы прозреть будущее, надо презреть настоящее, все его плюшки и побрякушки, которыми мы слепо зачарованы и крепко заякорены. Нам поможет только чудо? – что ж, тогда тем более самое время обратиться к религии и поэзии. Если паче чаяния поэт нам не сильно поможет, то хотя бы утешит: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман».

АГД: Нам нужно сделать колоссальные усилия, чтобы образ будущего не просто улучшал то, что есть (важно: то, что есть, улучшению уже не подлежит, нынешняя цивилизация – это здание на снос). Нам нужен именно взлет, нам нужно совершить великий бросок.

Этот тезис уже прозвучал в предыдущей части, но он настолько важен, что Дугин возвращается к нему вновь и вновь. Мы оказались на краю пропасти – и нам суждено либо взлететь, либо разбиться. Комфортный горизонтальный режим нашего путешествия закончился, впереди – вертикальный режим, вверх или вниз, взлет или падение. Но чтобы взлететь, нужно выбросить балласт. Конституции, ассигнации, глобализация – всё должно быть подвергнуто тщательной ревизии, а многое из лелеемого должно быть безжалостно выброшено за борт.

Переход от чувственной цивилизационной фазы к идеационной в социологии П.А. Сорокина именно таков – это взлет, скачок, качественный разрыв с прошлым. В идеационную, духовную фазу можно только взлететь, стряхнув с себя узы материального. Непонимание характера и масштаба грядущей трансформации может нас самих оставить за бортом истории. Биологи утверждают, что у динозавров была альтернатива – взлететь или застыть экспонатом палеонтологического музея. Так вот, не все динозавры вымерли. Выжившие динозавры и теперь среди нас – это птицы.

АГД: Я вслед за теми американцами, которые понимают, что что-то фундаментально не то происходит с миром, являюсь сторонником тезиса о Великом Пробуждении. Есть Великая Перезагрузка (Great Reset) – последняя попытка глобалистов сохранить существующий порядок вещей, и на этот великий Reset противники выдвигают тезис Великого Пробуждения (Great Awakening). Я полностью подписываюсь под этим направлением. «Элита Великого Пробуждения» – вот, что нам надо. Эта элита не может быть национальной, потому что мы не можем обустроить Россию, если весь мир будет двигаться в свободном падении. И вот эта элита, «Элита Великого Пробуждения», она еще совсем не готова. Это те люди, которым предстоит выдумать, вообразить будущее, но для этого необходимо обратиться к настоящим основаниям…

Это программное заявление, позже оформленное в «Манифест Великого Пробуждения», требует отдельно обстоятельного разговора (который, впрочем, полным ходом идет на самых разных площадках). Важно то, что вызову «Великой Перезагрузки» должен быть противопоставлен адекватный ответ – столь же решительный, бескомпромиссный и тотальный. И даже больше. Это не просто «наш ответ Чемберлену» – реактивной позиции будет недостаточно, нужна контригра на опережение. Элита Великого Пробуждения должна сама бросить вызов и сформировать суверенную повестку будущего, не оглядываясь и не церемонясь.

АГД: Мы сейчас стоим перед перспективой Великого возвращения к тому, что является истинной целью нашей миссии. Мы русские, мы живем во имя того великого духовного будущего, которое может и не состояться, – и вот это наша новая роль в человечестве, в истории, в цивилизации.

На протяжении цикла у Дугина рефреном звучит мысль об особой «удерживающей» миссии русского народа, прямо вытекающей из его «всемирной отзывчивости». Русский народ не может «обустраивать Россию», это задача для бобров и бюргеров. Русские живут только в подвиге и борьбе. За спасение всего человечества, как их научили ап. Андрей Первозванный и Ф.М. Достоевский.

Тоталитарный либерализм наступает

 АГД: Сегодняшние элиты обнаруживают, по сути, истину всякой элиты, которая себя рассматривает как господ, а народ рассматривает как рабов… Торжествует идеология Парето, торжествует некий маккиавеллизм… Это то, что утверждал Вильфредо Парето в своей теории элит: что элиты всегда такие. Мы не можем их изменить, потому что к власти приходят самые хищные, самые жесткие, самые изворотливые: либо типа львов, которые всех рвут на своем пути, либо типа змей или гиен, которые ползут, хитро обходя всякие препятствия… Все думали, что «1984» Оруэлла про тоталитаризм, про фашизм или коммунизм, а оказалось, что «1984» – это про либерализм. Такова трансформация либерализма.

Дугин выносит беспощадный приговор либерализму, капитализму (как его социальному воплощению) и всем его институтам. Нет «хорошего» и «плохого» либерализма, нет «хорошего» и «плохого» капитализма – они ужасны во всех проявлениях. Достойно сожаления лишь то, что мы слишком поздно это осознали. Не в 1984 году, зачитываясь самиздатовскими распечатками «1984», а тем более не в 1948 г. – времени написания антиутопии. Но может, и в 2021 году, когда мы в одном шаге от диктатуры «Большого Брата», еще не поздно?

АГД: Локдаун – это удар по среднему бизнесу, это удар по тем людям, которые имеют какой-то остаток независимости от крупных корпораций, от BigTech. Это капитализм. Я вообще считаю, что капитализм к этому и должен был привести… Я совершенно не сторонник ни среднего класса, ни свободы предпринимательства, я не считаю, что рука рынка всё рассудит. Всё это лишь прелюдия к тому, чтобы либерализм и капитализм открыли свой истинный лик. Поэтому я не верю, что средний класс, открытые бизнес-проекты среднего класса или мелкая торговля являются альтернативой – да нет, это просто начальная стадия.

А это ответ на мечтания о построении «скандинавского социализма», «православного капитализма», лубочной картинки нацдемов имени Егора Холмогорова, где нет ни богатых, ни бедных, а есть один лишь «средний класс». Эти мечты давно пора забыть, как сладкий сон. Средний класс появился во вполне определенном историческом контексте, как отчаянная попытка Запада спасти капитализм перед коммунистической угрозой. Мавр сделал свое дело – мавр может уйти. Средний класс на наших глазах подвергается массовой зачистке, а локдаун со всей очевидностью показал, что грабить обрюзгших бюргеров можно «без шума и пыли».

АГД: Нелепо противопоставлять «старый» капитализм «новому» капитализму. Да, сейчас «новый» капитализм уничтожает «старый» капитализм, но это не значит, что «старый» капитализм хороший. Капитализм вообще плохой.

Повторенье – мать ученья. А прописные истины надо вызубрить назубок, как таблицу умножения. Капитализм зло – и точка.

АГД: Сам средний класс – иллюзия вообще, и возможность превратить весь мир в таких вот обывателей и предпринимателей – иллюзия эпохи А. Смита, которая абсолютно рухнула. И Гегель, и Маркс были в этом отношении правы: никогда человечество не будет богатеть равномерно, всегда сверхбогатые будут становиться еще богаче, а бедные – становиться еще беднее.

Либеральный экономиксизм, представляющий собой наукообразную апологию капитализма, выстроен в парадигме А. Смита, не имеющей под собой никаких оснований, кроме идеологических. Адам Смит конструирует мир, каким он должен быть, если бы его сотворил Бог-либерал в «коллаборации» с Дж. Локком, Т. Гоббсом или Ф. Бэконом. Но насколько релевантен мир Адама Смита миру, в котором мы живем? «Философы подозрения», одним из которых является Маркс, усомнились в этом. Сомнение Маркса вылилось в приговор капитализму и предвещание его неизбежной гибели, – за что политэкономическое учение Маркса было вымарано из либеральных учебников по экономиксизму (как и вся политическая экономия в целом).

АГД: Тезис, на котором Маркс построил свою идеологию, – это тезис Гегеля: он заметил неизбежный крах гражданского общества, но сделал отнюдь вывод не левый. Он сделал вывод правый: что спасет только абсолютная монархия, только монархия духа, монархия мысли, монархия понимания смысла, логики и диалектики истории. Концом капитализма должно быть наступление великой монархии, но монархии духа, – монархии не просто вот этих жадных, омерзительных паретовских или маккиавеллиевских элит, которые везде одинаковы, а это монархия по-настоящему возвышенных и тонких правителей, аристократия платоновского идеального государства, только встроенная в исторический контекст.

Еще один важный тезис, который требует отдельного осмысления (и Дугин его проводит чуть позже в программе «Народная монархия»). Каково будет политическое устройство посткапиталистического мира? Евразийство дает ясный ответ – «монархия»; ответ, извлекаемый из всей русской истории, из формулы царства Божьего и его иерархической топики, из суверенного опыта русского самодержавия (наиболее ярко воплощенного в правления Ивана Грозного и И.В. Сталина), из монархизма Тихомирова–Ильина–Солоневича, запоздалой рефлексии российской государственности.

Будущее устройство России – монархия. Но это не готовое решение, а постановка задачи, ибо есть монархия и монархия. «Хорошая» монархия дает нам блестящие образцы того, как монарх ставит элиту на службу народу и Богу, «плохая» – печальные примеры, как комплот сюзерена и элиты вырождается в паразитическую олигархию.

Монархия плоха или хороша не сама по себе – плох или хорош бывает упорядочивающий ее иерархический принцип. Если этот принцип – принцип меритократического служения народу, отечеству и Богу, то разве плоха такая – народная – монархия?

АГД: Капитализм не может быть хорошим, он всегда приводит к Байдену и тому вырождению, которое мы имеем сейчас. Поэтому средний класс не альтернатива. Социализм – да, альтернатива. Но кроме левой антикапиталистической альтернативы есть еще правый антикапитализм… То есть мы отрицаем всю галиматью, связанную с рынком, «невидимой рукой», и заложенный в нем тоталитаризм, который сегодня реализуется, – это всё мы отвергаем. Марксистскую критику мы можем частично рассмотреть, как релевантную, интересную, но ее тоже не надо брать как догму. Есть еще антикапитализм справа – давайте на неё обратим внимание.

Интрига, которую А.Г. Дугин сохранял на протяжении нескольких передач, наконец, раскрыта. Ясно и недвусмысленно произнесено слово «социализм» как подлинная альтернатива капитализму. Антикапитализм есть социализм.

В отличие от капитализма, который – однозначное зло, социализм представляется куда более сложным феноменом. Он может быть непригодным, неудачным, несостоятельным – и такой социализм должен быть оставлен. Таков был марксистский социализм («левый» в топике Дугина). Но есть и «хороший» социализм (Дугин его называет «правым», но точнее, вслед за «Авророй», называть его «левоконсервативным»).

Возникает резонный вопрос: а какой был советский социализм? Он был… разным, по-русски парадоксально сочетая в себе самые несовместимые черты. Экономика была «левой», официальная идеология была, безусловно «левой». А вот культура, быт, этика, даже политика (с почти нескрываемым пренебрежением к свободе слова, электоральной демократии и состязательному судопроизводству) были… консервативными, «правыми». Традиционные ценности оберегались как индийские коровы в центре Дели. Марксистский социализм был почти русифицирован при Сталине, но затем «что-то пошло не так»…

АГД: Для наших людей отбросить капитализм не так трудно, тем более что такая традиция критики. Но к этой левой критике давайте добавим правую – вот что важно! Начиная со славянофилов, начиная с Леонтьева, начиная с Хомякова, начиная с Киреевского, начиная с Аксаковых (особенно!), начиная с Самарина… Давайте рассмотрим христианский социализм – тоже очень интересное направление, когда христианская традиция отвергает капитализм уже на основании религиозно-богословских принципов.

А вот еще чрезвычайно важный тезис, ключевой для нашего размышления. Если мы попытаемся конкретизировать «правый» социализм с опорой на отечественную консервативную мысль, то неизбежно придем к христианскому, православному социализму. Евразийство после долгих и мучительных поисков нашло социально-экономический уклад, наиболее полно и когерентно отвечающий его идеологическим интенциям – христианский социализм. Поиски и холивары закончились, дальше надо возделывать ниву православного социализма, если мы хотим остаться на почве евразийства. И напротив: если мы считаем себя русскими социалистами, то должны быть, во-первых, православными социалистами, а во-вторых – евразийцами. Евразийство является той необходимой идеологической смычкой в словосочетании «православный социализм», без которой православный социалист либо с головой погружается в Православие (считая социализм слишком «материальным» для его возвышенной натуры), либо увязает в неомарксистской схоластике «научного» социализма (где Православие – эпифеноменальная надстройка, а не краеугольное основание).

АГД: Есть много глубочайших идеологических обоснований для христианского социализма (и для антикапитализма справа) – это, например, «Философия хозяйства» Сергия Булгакова. Идеи, в ней изложенные, грандиозны! Основная идея – хозяйство не есть материальное занятие, это занятие миром телесным, но только для духовных целей. Экономика должны быть осмыслена как духовный творческий акт.

Именно так! Добавим только, что возрождение интереса к православному социализму в наше время возникло благодаря публицистическим, философским и социологическим трудам Ф.В. Карелина («Теологический манифест»), Г.М. Шиманова («Спор о России»), А.Е. Молоткова («Миссия России. Православие и социализм в XXI веке»), Н.В. Сомина («Православный социализм как русская идея»). Левоконсервативный ресурс «Русская народная линия» не только собрал авторов, пишущих по теме православного социализма, но и стремится концептуализировать это направление в парадигме евразийской идеологии.

И сторонниками, и противниками православного социализма должно быть осознано, что православный социализм – не маргинальное направление, лежащее где-то далеко на периферии общественно-политической мысли. Нет, это почти мейнстрим, главное идейное оружие консервативной контргегемонии. Важно лишь не растерять этот богатый, но толком не освоенный нарратив, разместив его в Образ Будущего, тем самым сделав последний зримее и оттого еще притягательнее.

АГД: Частная собственность, как Прудон говорил, вообще есть кража. Я думаю, что абсолютная частная собственность и есть эта богомерзкая, богопреступная установка. А вот относительная частная собственность, когда ты берешь что-то, в т. ч. землю или какие-то инструменты, для соработничества с Богом, синергии, если ты облагораживаешь то, что тебе вверено, если ты созидаешь, если ты украшаешь, если ты несешь ответственность, если ты сам жертвуешь свои силы и время для украшения мира, для того, чтобы он был более прекрасным, более справедливым, более чистым, – тогда ты имеешь право быть надзирателем, «епископом».

Дугин обращает внимание, что термин «социализм» в словосочетании «христианский социализм» не случаен: отношение христианского социализма к собственности вполне себе социалистическое. Собственность не священна, не самоценна, она оправдываема только целями, которым служит. Строго говоря, собственности нет в привычном нам понимании, как «частное владение». Собственность подобна скрипке или рубанку – она легитимна в руках мастера. Собственность имеет тот, кто умеет.

Кроме этого, при социализме естественен процесс демонетизации. Товары и услуги, особенно первой необходимости», будут из сегмента потребительского спроса переходить в сегмент инфраструктуры, где сам вопрос о собственности становится бессмысленным. Мы же не спрашиваем, чьим воздухом мы дышим! Земля, недра, ЖКХ, энергетика, транспорт, медицина, образование будут «бесплатными», как в СССР. Ну или это будут сущие копейки, чтоб не разбазаривать общенародное достояние без толку.

Но главное, в христианском социализме смещен сам фокус общественного сознания: человек – не потребитель, человек – созидатель. Царства Божия на земле.

АГД: Кстати, это прекрасно, что наше государство сохраняет монополию на многие отрасли. Это sine qua non возврата; пока это так, мы можем вернуться к здоровой экономике. Но для этого само государство должно просветлеть. Теперь вопрос упирается в то, какова же миссия государства? Для того чтобы государство выполняло правильную с христианской точки зрения функцию, само государство должно быть просветлено изнутри. Потому что если это не так, то даже те инструменты, которые оно сосредоточило в своих руках, будет обращено на пользу новой паразитической элиты.

Вопрос о государстве был камнем преткновения для многих православных социалистов, увидевших идеал общественного устройства в православной общине. Православные общины хороши до тех пор, пока мы замкнуты в пределах полунатурального хозяйства. К сожалению, модель общины не масштабируема на высоко диверсифицированную экономику с большим населением, обширной территорией и глубоким разделением труда. Функционирование замкнутого самовоспроизводящегося экономического механизма требует системы государственного управления. В случае православного социализма и государство должно быть особым – даже не механизмом, а организмом, обращенным как ввысь в своей промыслительной миссии, так и вниз, чутко и своевременно отзываясь на народную нужду.

Или капитализм, или дух

АГД: Там, где появляется процентный капитал, там, где появляется ссуда, там, где появляются финансовые институты, – там опадает керамика, там разрушаются и блекнут краски Сикстинской капеллы, там нет звуков оперного пения, там гибнет дух. Либо капитализм, либо дух!.. Я сейчас в сотый раз перечитываю «Философию хозяйства» Булгакова, – там больше цитат из Ангелуса Силезиуса и из немецких мистиков, чем ссылок на Маркса. Экономика – это Ангел Силезиус, экономика – это духовное творение человека по борьбе со смертью по Булгакову.

Если капитализм и дух – антонимы, то социализм и дух – синонимы. Говоря «социализм духа», мы подчеркиваем, что иного социализма, кроме идеократического, нет и не может быть. Социализм без духа, лишенный Божьей благодати – это «ненастоящий» социализм, такой же нелепый и неправильный, как «неправильный мед» у Винни-пуха. В статье «Дух, душа и тело православного социализма» мы также ставили экономику (тело) в подчиненное этике (духу) положение. Социализм прямо вытекает из этики альтруизма и солидарности, капитализм – производная от этики эгоизма и конкуренции. Ту или иную экономическую систему порождает дух, господствующая в обществе религиозная этика: протестантизм порождает капитализм, Православие – социализм. Апеллируя к М. Веберу и Н.А. Бердяеву, Дугин на одном из заседаний Изборского клуба артикулирует этот тезис: «Если капитализм – продукт секуляризации протестантизма (М. Вебер), то продуктом секуляризации православного христианства является социализм в СССР (Н.А. Бердяев)».

Что такое «социализм духа», Дугин объясняет в статье «Четвертая Политическая Теория и Бразильский Логос»: «…я вижу в социальной справедливости волю народа к отвержению материальной иерархии, спонтанный протест против капитализма и системы денег. Социализм, однако, должен быть совмещен с духом, оторван от материализма. Поэтому нам необходим новый социализм – в духе Оскара Уайльда и его учителя Джона Раскина. Человека труда надо не просто освободить материально, его необходимо возвысить и облагородить. Нам нужен социализм духа».

АГД: Нельзя строить отношения между людьми, между государством и гражданами на основании каких-то материальных зависимостей. Человек – свободное существо, давайте культивировать эту свободу, давайте помогать. Должна быть экономика дара – тебе подарили и всё. Но! Тот, кто подарил, как Мосс показывает, тот и молодец: его надо отдаривать. Потому что если тебе только дарят, ты завален подарками, то ты кто? Получается, что ты мусорный бачок, в который все свои подарки дают? Ты слаб, и поэтому ты должен отдарить. Иногда люди оттого, что они не могут сделать ответный дар, они становятся несчастными. И люди будут соревноваться, кто кому больше подарков подарит. Представляете, всё общество! Государство пришло, налоги простило, – а люди не хотят, чтобы им прощали, хотят платить. Они говорят: «Государство, а что же ты будешь делать, как ты будешь воспитывать, как же дома и дороги будешь строить, как же ты будешь медицину старикам давать? Нет уж, нет уж, не надо нам прощения налогов! Пойду заплачу вдвое, говорит, потому что я гордый свободный русский человек, всегда готов пожертвовать собой. Последнее отдам тебе на налоги!» Вот так надо построить государство, а не такое, как у нас.

Экономика при «социализме духа» – это «экономика дара». Если при капитализме успех определялся умением забирать, то при социализме духа успех определяется талантом отдавать. Мы берем только самое необходимое (или то, что нам поручено в ответственное распоряжение), отдавая остальное тем, кому нужнее. Но как определить, «кому нужнее». если нуждающихся больше, чем даров? Экономику дара легко провозгласить, ее относительно легко учредить в общине – однако, как ее институциализировать, учредить в рамках большого государства, сделать «помехоустойчивой» и безотказно функционирующей?

Ответ есть, он давно известен из опыта купцов-старообрядцев, который переведен на современный экономический язык известным экономистом М.Л. Хазиным. На макроэкономическом уровне «экономика дара» – это «солидарная экономика», как альтернатива принятой сейчас кредитной модели: «механизм концентрации капитала, который использовали общины старообрядцев, имеет смысл назвать солидарным способом накопления капитала. Сегодня так делается крайне редко: прямые инвестиции сбережений встречаются нечасто, чаще для этого используют посредников, которые сразу же переводят эти деньги в кредитную форму (т. е. придают им стоимость)… Но именно его использовал СССР на уровне государства: фиксированная ставка процента и отсутствие частного капитала позволяли достаточно пропорционально (т. е. справедливо) брать часть богатства от всех и за счет этого строить экономику страны» (М.Л. Хазин «Воспоминания о будущем. Идеи современной экономики»).

***

Выдающийся российский математик и философ И.Р. Шафаревич однажды определил западный капитализм и советский социализм, как «две дороги к одному обрыву». Скептицизм православного философа справедлив: к обрыву ведет все поле Модерна, по которому эти дороги проложены. Но дорога нас уведет от обрыва, если проложить ее ввысь, оторвав от гибельной плоскости.

Понятие «социализм» настолько нагружено разнонаправленными историческими коннотациями и драматическим бэкграундом, что многих размышляющих на эту тему посещает мысль: зачем мы так упорно держимся за этот термин? Разве нельзя подобрать «новому социализму» новый, менее травмирующий синоним? Например, «коммунитаризм», «солидаризм», «социал-феодализм»? Подобрать, конечно, можно. Однако перечисленные (и не перечисленные) термины выхватывают только часть смысла, не ухватывая содержания «социализма» во всей его тотальности.

Социализм материи и социализм духа – это социализм, при всем их очевидном различии. Социализм материи можно сравнить с прожорливой гусеницей, а социализм духа – с порхающей бабочкой. Однако из школьного курса зоологии мы знаем, что гусеница и имаго – это просто разные метаморфозы одного жизненного цикла бабочки. Аллегорию можно продолжить: как между имаго и гусеницей существует промежуточная фаза (куколка), так и между социализмом материи и социализмом духа существует особый период катакомбного окукливания, где вызревают ростки духа и отшелушиваются струпья материи. Постсоветский период – это период куколки, которая должна рано или поздно созреть и превратиться в бабочку. В социализм духа.

С легкой руки Гегеля, мы любим говорить о синтезе, как универсальном методе, снимающем противоречия прежде непримиримо конфликтующих идей. Возможен ли синтез идей евразийства и социализма? С помощью неоевразийской методологии мы попытались показать, что такой синтез не только возможен, но что он есть «категорический императив» нашего времени, наш мандат в будущее. И имя этому синтезу – православный социализм.

Источник

Поделиться