В наше время большинство благомыслящих людей испытывает замешательство при столкновении с вопросами политической теории. Эта беда одинаково как «правых» (не немцовского «розлива», а традиционалистов), так и «левых» (прежде всего тех, кто не отвергает патриотических ценностей, то есть державно-советских патриотов). И те, и другие нередко проявляют идеализм в политике, искренне полагая, что случившееся с нашей страной в последние 20-30 лет есть результат воздействия неких личностных «злых сил» (не суть важно, кто в них персонифицирован), и что перелома политических трендов можно добиться таким же личностно-групповым усилием в рамках субъективного целеполагания, не утруждая себя анализом существующих объективных тенденций.

Автор, напротив, исходит из положений, что: 1) существуют объективные законы общественного исторического развития; 2) эти законы могут быть рационально познаны; 3) наиболее исчерпывающе точной, практически оправданной научной концепцией такого познания до сих пор остаётся исторический материализм. Все альтернативные концепции такого рода не являются в достаточной степени универсальными или не могут быть, на современном уровне их разработки, признаны научными.

Необходимо заметить, что игнорирование названных положений традиционалистами является одним из основных источников их перманентных политических неудач в течение двух последних столетий. Призывая выискивать во всех явлениях истории «Божественный промысел», такие традиционалисты в непонятной гордыне своей считают, что только они могут обнаружить действие этого промысла исходя из своей политического мировоззрения. Они почему-то забывают, что Господь Бог – не страховая фирма, Он не даёт гарантий. Тем более, насколько мне известно, Он никогда не давал никаких гарантий традиционалистам, что Его промысел в истории состоит в том, чтобы привести к вящей земной славе такие общественные институты, как сословный строй, церковь и монархию.

Традиционалистам, консерваторам, стремящимся к торжеству своих взглядов, в политической практике следует руководствоваться русской народной мудростью: «На Бога надейся, но сам не плошай». А это подразумевает научное познание общественных процессов.

Обращу также внимание левых на то, что преуменьшение всемирно-исторической роли советского опыта (дескать, то был не социализм, а некий «государственный капитализм» в «слаборазвитой стране») искусственно ограничивает рамки исторического познания, а самих левых ставит в заведомо проигрышное положение. Ведь если ни в СССР и Восточной Европе, ни в КНР не было социализма, то, спрашивается, где же он тогда есть на шкале исторического времени человечества? Отказ считать «настоящим социализмом» реальный советский (а также китайский и всякий иной) социализм из-за его несоответствия субъективным интерпретациям марксистской теории фактически ликвидирует самый предмет обсуждения и позволяет легко утверждать, что социализм вообще – утопия.

Автор – оптимист и считает, что переход человечества от капитализма к социализму начался в ХХ веке, и это даёт основное подтверждение правильности глобальных трендов, предсказанных теорией научного социализма. Этот переход идёт не прямолинейно, а с зигзагами и отступлениями, как, собственно, происходил и переход от докапиталистической формации к капитализму. Общественное развитие диалектично, и регресс мы наблюдаем, на историческом материале, нередко.

Последние двадцать лет в истории России отмечены явным регрессом производительных сил, что оборачивается снижением (во всех смыслах) конкурентоспособности России как субъекта мирового сообщества. Это уже само по себе означает, что: 1) социализм обеспечивал России более высокий уровень развития, а капитализм для России – застой и деградация (что было, подтверждено, впрочем, ещё событиями первой половины ХХ века); 2) задачи социалистов и задачи российских патриотов-державников объективно совпадают. Без социализма Россия не будет великой державой, но и вне великой державы не удастся успешно строить социализм.

Это как бы два важнейших положения, из которых должно проистекать всё остальное – и в теории, и, особенно, в политической практике.

Падение СССР показало, что так называемый «демократический гуманный капитализм», «капитализм с человеческим лицом» был всего лишь ответной конкурентной реакцией на советскую модель общественного развития. Ныне повсеместно происходит процесс, который я называю «дегуманизацией капитализма». В этих условиях социализм становится в известной степени консервативной идеологией, отстаивая абсолютные ценности человеческой солидарности и альтруизма перед лицом надвигающейся «дифференцированной дискретности, атомизма» (выражение консерватора И.А. Ильина) индивидуумов и ценностного релятивизма.

С падением СССР исчезла наиболее реальная альтернатива капитализму, и мир стоит перед опасностью «схлопывания» под властью всемирной олигархии. Залог развития человеческой цивилизации – в наличии альтернатив. Спрашивается, почему под альтернативой капитализму я вижу социализм? Потому что главное противоречие капитализма, отмеченное больше полутора веков назад – противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения – может быть ликвидировано только при социализме (тем, что традиционно понимается под этим словом).

Вместе с тем, будущий социализм не может стать копией известных нам из истории опытов реализации социализма. «В одну и ту же реку нельзя войти дважды», – сказал ещё Гераклит из Эфеса. Будущий социализм возникнет на иной производственной и социальной базе, чем в ХХ веке.

В связи с этим неизбежно возникают вопросы организации производства и форм собственности. Представляется, что обобществление средств производства при социализме – не всегда примитивное «раскулачивание» и «огосударствление». Социализм, прежде всего – строй, в котором прибавочный продукт расходуется на нужды всего общества. Совместимо ли это с частной собственностью на средства производства? В современном понимании – нет. Однако не будем забывать, что и современное понятие собственности – не единственно возможное. История знает различные градации собственности. Не может ли быть так, чтобы любое частное предприятие рассматривалось как своего рода фьеф, «феодальное» держание государственной собственности при условии верного соблюдения «вассальной» службы – расходования прибыли на общественные нужды? Ответ на этот вопрос пока явно рано предвосхищать, но, во всяком случае, тут есть над чем подумать.

Когда «рыночники» возражают против планового хозяйства, они сознательно «забывают», что в современном глобальном капитализме рынок сохранился лишь в отсталых, маргинальных сегментах экономических отношений. Современная экономика, причём во всемирном масштабе, управляется сговором транснациональных корпораций. Это само по себе доказывает, что чисто экономические предпосылки для перехода к социалистической организации производства в рамках всей планеты уже созрели. Понятно, что целью управления глобальной экономикой при капитализме служит прибыль ТНК (а может, кое-что ещё, чего мы и не знаем), а не удовлетворение потребностей трудящихся масс. Но одной заменой управляющего субъекта и целей управления тут вряд ли можно ограничиться.

В СССР ещё в 60-е годы начались (быстро свёрнутые тогдашними «рыночниками») эксперименты по созданию компьютеризованных автоматических систем управления экономическими процессами. Я выдвигаю положение о кибернетически управляемой экономике или о саморегулирующейся автономной киберэкономике как основе организации производства и распределения при социализме.

Но не является ли «социализм в отдельно взятой стране» шагом назад по сравнению с глобальным уровнем управления экономикой, достигнутым в рамках транснациональных монополий? Не легче ли произойдёт всемирная социалистическая революция, если капиталистическая олигархия прежде объединит всю планету? Логика и исторический опыт подсказывают, что в этом втором случае произойдёт «схлопывание» всякого развития. Любое явление может развиваться только имея рядом с собой конкурентоспособную альтернативу. Кроме того, социализм в ХХ веке проявил и до сих пор проявляет себя не как глобальный сверхпроект, а как совокупность национальных проектов. Это, очевидно, не какое-то «отклонение», а имманентное свойство социализма. Для социализма всемирное государство, «земшарная республика Советов» тоже будет тупиковым путём. Чтобы будущее человечество развивалось, должны существовать различные, конкурирующие между собой модели социализма.

Социализм в его конкретном историческом осуществлении оказывается, прежде всего, более высокой, по сравнению с капитализмом, ступенью развития именно нации, понимаемой, конечно, не как этническая, а как политическая общность.

Исторический опыт позволяет не догматически подойти к оценке места и роли государства при социализме. Очевидно, что справиться со сложными функциями организации современного производства и распределения в национальном масштабе из всех общественных институтов способно только государство. Роль государства при социализме объективно может только возрастать. Речь может идти об «отмирании» лишь отдельных функций государства, связанных с обеспечением интересов эксплуататорского меньшинства. Функции руководства обществом будут перестраиваться на научной основе, но это не приведёт к «отмиранию» государства как института.

Также очевидно, что централизованное государство лучше (при прочих равных условиях) годится для перехода к социализму, чем децентрализованное, а большое – лучше, чем малое. Следовательно, подлинный социалист в наше время – охранитель в отношении централизованной и великодержавной государственности.

Таковы основные тезисы той платформы, которую я называю платформой имперского социализма.

Тезисы доклада, прочитанного 22 июня 2011 г. в Институте динамического консерватизма

Поделиться