Точка зрения

У истоков социалистической идеи. 250 лет Шарлю Фурье

XIX век называют «золотым веком» социалистической теории. Общественная мысль разных стран, наблюдая за развитием капиталистических отношений с их массовым «расчеловечиванием человека», ростом нищеты, материальной и духовной деградации, с неизбежностью порождала идеи противоположного типа общества – в котором человек для человека становится не источником наживы и объектом эксплуатации, а товарищем в общем деле.

Фурье1

Одним из наиболее выдающихся представителей социалистической мысли первой половины XIX века был Шарль Фурье (1772-1837).

В моём городе имя Фурье носит одна из центральных улиц, хоть и коротенькая, но важная. И я, бродя по ней, с детства задумывался – кто же этот загадочный француз? Что-то слышал и про математика Жана-Батиста Фурье – дальнего родственника нашего героя. Потом, изучая историю русской общественной мысли, неоднократно наталкивался на упоминания Фурье и фурьеризма, поклонниками которого были многие наши соотечественники.

250-летие великого француза – хороший повод поговорить о его жизни и идеях. В Париже в конце XIX века был установлен памятник Фурье, но в 1942 году, во время немецкой оккупации, отправлен на переплавку вместе с памятниками другим «неправильным» с нацистской точки зрения мыслителям (как бы мы сейчас сказали, в рамках «декоммунизации»).

В наше время постамент украшает новый, «авангардный» памятник – в виде яблока. Почему именно яблоко? Фурье писал, как его в своё время удивило, что в Париже обыкновенное яблоко стоит 14 су, в то время как в любой французской деревне на эти деньги можно купить сотню яблок. Подобно тому как яблоко, упавшее на голову Ньютона, привело его к открытию закона всемирного тяготения, «яблоко Фурье» подтолкнуло его к исследованию капиталистических отношений – со всем их абсурдом – и путей выхода из этого противоестественного состояния.

В то же время Фурье – не только социалист, но и мыслитель-космист, взгляд которого проникал далеко в будущее и охватывал жизнь не только человечества, но и небесных сфер. И в первой, и во второй ипостаси он оказался близок нашей, русской интеллектуальной и духовной традиции – может быть, более близок, чем самим французам и вообще европейцам.

Шарль Фурье родился в 1772 году в семье купца из города Безансон на востоке Франции. С детства отец видел в нём – единственном сыне – продолжателя купеческой династии и старался привлечь к торговле.

Позже Фурье вспоминал: «Разоблачить все проделки торговой биржи и маклеров достойно подвига Геракла. И вряд ли этот полубог, принимаясь за чистку конюшен, питал столько отвращения, сколько пришлось перенести мне, постоянно находясь в этой клоаке, в этом биржево-маклерском притоне. Я с шести лет воспитывался в меркантильных овчарнях. Там я уже в этом возрасте заметил контраст, царящий между торговлей и истиной». В семь лет он, по собственному утверждению, дал «аннибалову клятву» в вечной ненависти к торговле – и посвятил её разоблачению множество страниц своих трудов.

Вскоре мальчик был отдан на учёбу в иезуитский коллеж, но после смерти отца, в возрасте 12 лет, всё же вынужден был встать за прилавок, так и не получив систематического образования. Его нехватку он восполнял самостоятельным чтением книг. С детства он и сам пробовал себя в литературе, написав несколько стихотворных произведений.

Мечтой юного Шарля была какое-то время служба военного инженера, и он сделал попытку поступить в специальную школу. Однако не смог, потому что для этого требовались документы о принадлежности к дворянскому сословию – а их у сына купца не было, хотя дворянские предки в его роду действительно попадались.

Мать отправляла Шарля в Лион и Руан для обучения ненавистному торговому делу, он неоднократно бежал от хозяев-купцов, но всё же смирился со своей судьбой. По делам торговых фирм он побывал во многих городах Франции, в том числе и в Париже, совершил и заграничные поездки в Германию и Нидерланды.

Под впечатлением уродств тогдашних Руана и Труа с их социальными контрастами у него впервые родился «план города, весьма отличного от наших». Позже мыслитель, среди увлечений которого была и архитектура, планировал перестроить Лион с его узкими улицами, лишёнными зелени, и нагромождениями огромных по тем временам семиэтажных домов.

Как нетрудно заметить, этот этап биографии Фурье пришёлся на переломный этап в жизни Франции – Великую Французскую революцию. Ему было 17 лет, когда была свергнута монархия, и 21 – в момент установления якобинской диктатуры. В 1793 году Фурье, владевший к тому времени магазином колониальных товаров в Лионе (благодаря полученному наследству), во время контрреволюционного восстания в этом городе лишился всего имущества. А после вступления в Лион войск Конвента он два раза подвергался аресту и едва не был расстрелян.

В 1794 году Шарля призвали в революционную армию, в отряд конных егерей, но через полтора года по болезни он вышел в отставку и вновь занялся торговыми и биржевыми делами. Впрочем, армейская служба оказала влияние на его вкусы и в какой-то степени отразилась на идеях. Многие понятия для своих социальных проектов, начиная от «фаланги», он возьмёт именно из армейского лексикона.

Таким образом, Фурье хоть и оказался современником событий Великой Французской революции, но если и участником её, то «пассивным». Социалист в обычном понимании всегда должен быть сторонником революции, пусть даже буржуазной (ведь она боролась против «ещё более реакционного» монархического режима), но во времена Фурье такой тесной связи не было. Как, собственно, ещё не было и самого слова «социализм». Позже мыслитель обращался с проповедью своих идей и к Наполеону, и к другим европейским монархам, вовсе не считая монархию препятствием для воплощения социального идеала.

Будущий социалист действительно пережил увлечение лозунгом «Свобода, равенство и братство», но разочаровался, увидев, что в реальности за ним стоит замена феодально-абсолютистских порядков царством погони за наживой, ростом эксплуатации и нищеты народных масс. Господство капитала Фурье познавал на собственном личном опыте – ведь его торговая «карьера» продолжалась ещё долгие годы. Позже таких надежд и разочарований в его жизни будет много – он переживёт и империю Наполеона, и реставрацию Бурбонов, и буржуазную революцию 1830 года, и восстания лионских ткачей в 1831 и 1834-м.

Находясь в центре кипучей и переменчивой экономической жизни Лиона, он видел, как успехи капитала отражались – отнюдь не лучшим образом – на положении трудящихся. Позже жизнь этого города послужила Фурье материалом для составления «таблицы несчастий пролетариата». Важнейший вывод, который он сделал: то, что изобилие невозможно там, где каждый печётся лишь о своей выгоде, и покончить с таким положением может лишь переход от индивидуального к совместному труду.

Позже Фурье ревностно отстаивал своё «авторское право» на саму идею «ассоциации». Хотя, конечно, к тому времени эта идея «носилась в воздухе», да и в реальной экономической жизни Франции появлялись некоторые её признаки. Так, на родине социалиста, в провинции Франш-Конте, возникли артельные сыроварни, принадлежавшие крестьянам из предгорий Альп, которые совместно нанимали сыровара. Это позволяло экономить время, труд, средства. Читал Фурье о «моравских братьях», да и сам мог видеть организованные по их образцу общины во время путешествий в Нидерланды. А в самом Лионе действовало общество «братьев-портных».

Из литературных источников взглядов Фурье можно назвать сочинения мыслителей-утопистов XVIII века Морелли, Мабли, Мелье, а также «Историю севарамбов» Вераса д’Алле. Сочувственно он относился и к идеям Ж.Ж. Руссо, который правильно указывал на то, что буржуазный «прогресс» не несёт человечеству подлинных достижений. В то же время Фурье указывал, что не стоит и звать человечество «назад», к первобытному «золотому веку», как это делал Руссо.

Французскому мыслителю не были чужды и геополитические идеи. Так, в 1803 году он выпустил трактат под названием «Континентальный триумвират и вечный мир через 30 лет», где описал раздел Европы между великими державами: сначала Францией, Австрией и Россией, из которых в итоге должна остаться лишь одна (и это будет либо Россия, либо Франция). Таким образом, он во многом предсказал войну 1812 года и «континентальную блокаду», которая должна была отрезать материк Евразии от Англии и тем самым разорить последнюю.

Между прочим, борьбу с господством «островной державы», то есть Англии, Фурье увязывал со своей главной социалистической идеей: «Нельзя косвенно уничтожить монополию островных держав, не создав земледельческой ассоциации, и наоборот, стоит изыскать способ осуществления земледельческой ассоциации, и это без боя уничтожит островную монополию, пиратство, ажиотаж, банкротство и другие бичи, гнетущие промышленность». Это позволит свести роль Британии к «абсолютному ничтожеству».

Французский социалист резко высказывался против набирающей силу в то время буржуазной политической экономии. Он считал, что нельзя признавать научными те идеи, которые оправдывают хищническую свободу торговли и конкуренцию (то есть «хрематистику», если вспомнить аристотелевскую классификацию).

Выступал он также против идей своих знаменитых соотечественников – философов-материалистов XVIII века, называя материализм «заблуждением разума». Сам мыслитель признавал существование Бога и считал роль религии положительной, не останавливаясь в то же время на церковном учении в его существующем виде. Например, он предлагал канонизировать великих людей, «способствовавших прогрессу наук и искусств»: «Бюффон будет канонизирован универсальной серией зоологов, Линней – серией ботаников, Гиппократ – серией медиков, Расин – серией драматургов» и так далее. Любопытно, что этой идеей воспользовалось вьетнамское религиозное течение каодай, появившееся в первой половине XX века (когда Вьетнам был французской колонией), в котором причислены к лику святых В.И. Ленин, В. Гюго, Л. Пастер, Сунь Ятсен…

Среди идей Фурье – принципы всемирной гармонии, одушевлённости миров. Именно «строем Гармонии» он назвал свой проект общества будущего. В декабре 1803 года он впервые изложил эти мысли печатно в статье Всеобщая гармония», появившейся в «Лионской газете».

В 1807 году появилась его брошюра «О торговом шарлатанстве», где автор, хорошо «изнутри» разбирающийся в вопросах торговли, разоблачал сущность капиталистического предпринимательства, при котором «свободный» потребитель оказывается в фактическом рабстве у торговцев. А они грабят его при помощи спекуляций, преднамеренных банкротств, создания ажиотажа и другими способами, которые Фурье подробно разбирает.

А в 1808 году мыслитель издал большое сочинение «Теория четырёх движений и всеобщих судеб», где развернул свою концепцию уже более подробно. Автором книги значился некий «Шарль из Лиона», а местом издания – почему-то Лейпциг. Здесь автор продолжает критику современного «цивилизованного» общества, которое лишь в некоторых отношениях превосходит стадии дикости и варварства, а в других – даже уступает им.

Фурье говорит о праве на труд, которого лишён «цивилизованный» человек. «Мы потеряли целые века, – пишет он, – в дебатах на тему о правах человека, но совершенно упустили самое элементарное право – право работы, без которого все остальные превращаются в нуль». Думаю, эта мысль остаётся актуальной и сегодня, когда «правами человека» спекулируют для разрушения целых государств – потом отбрасывая их за ненадобностью, как это сделали наши либералы после уничтожения Советского Союза.

Как следует из названия книги, сам Фурье считал важнейшей её составляющей открытие им «четырёх движений» (материального, органического, животного и социального). Последнее – социальное – связано в первую очередь со страстями, которыми наделён человек и которых надо не избегать, как учили прежде, а напротив, изучить и следовать им. Но, конечно, не слепо, а с помощью разума как их регулятора.

«Если бы нашим предназначением была унылая цивилизация, – пишет Фурье, – Бог наделил бы нас страстями дряблыми и апатичными, какими хочет их видеть философия, страстями, соразмерными жалкому существованию, которое мы влачим вот уже пять тысячелетий. Бурный характер страстей, на которые мы сетуем, является залогом нашего грядущего счастья».

Целью своих идей автор «теории четырёх движений» указал переход «от социального хаоса к всемирной Гармонии», к которому он и призвал готовиться читателей. Фурье связал судьбу человечества с общей схемой развития вселенной: в жизни каждой планеты есть циклы – она проходит стадии детства, юности, зрелости, старости и умирания. Сейчас земное человечество пребывает в конце фазы детства, впереди же его ждут 80 тысяч лет дальнейшего развития на более высоких стадиях, вплоть до наступления старческой слабости.

Таким образом, идеи Фурье можно вписать в ряд циклических теорий, которые у разных мыслителей – от итальянца XVIII века Джамбаттиста Вико до немецкого философа О. Шпенглера и наших соотечественников К.Н. Леонтьева и Л.Н. Гумилёва – приобретали свои индивидуальные особенности, на которых здесь нет возможности останавливаться.

Но великий француз не считал судьбу человечества чем-то фатально предопределённым. Напротив, он подчёркивал, что сознательные усилия человеческого разума могут ускорить переход на более высокую стадию развития, а отсутствие таковых – затянуть этот процесс, если не остановить его совсем. Именно в ускорении перехода человечества к Гармонии, который должен, по его мнению, произойти уже в ближайшее время, Фурье и видел свою миссию.

Как считал мыслитель, создание земледельческой ассоциации со свободным и вдохновенным трудом должно быстро преобразить общество и создать изобилие материальных благ. Постепенно это приведёт к изменению всей природной среды – в соответствии с замыслами Творца, поскольку творение не закончилось, а продолжается новыми актами (число и характер которых Фурье дотошно высчитывает). Так, вокруг Северного полюса появится новое светило – «Северный Венец», которое изменит климат всего северного полушария и сделает Сибирь и Северную Канаду пригодными для земледелия.

Из других нетривиальных идей, выдвинутых Фурье, стоит отметить его взгляд на переселение душ. По его мнению, после смерти человек странствует с одной планеты на другую, причём переходит с менее совершенной на более совершенную, «счастливую». Это, кстати, напрямую перекликается с идеями русского мыслителя-космиста К.Э. Циолковского.

Правда, Фурье считал, что отсутствие у современного «цивилизованного» человека чёткого представления о посмертной судьбе его души – скорее благо, потому что, если бы люди обладали знаниями об этой счастливой судьбе, «беднейшие из цивилизованных мгновенно кончали бы самоубийством». А это привело бы к экономической разрухе и скатыванию в состояние дикости.

Он предсказывал изменение и самого человеческого организма: люди будут пользоваться пальцами ног, как сейчас пальцами рук, у них появятся новые органы, позволяющие, как Ихтиандру, жить в воде, и так далее. Средняя продолжительность жизни возрастёт до 144 лет, а рост человека – до 2 метров 26 сантиметров. Кроме того, согласно Фурье, появятся новые виды животных, безвредные и полезные для человека – «антильвы» и «антиакулы» вместо львов и акул. А морская вода приобретёт свойства лимонада…

В этой же книге Фурье, опустившись на «грешную землю», предсказал прорытие Суэцкого и Панамского каналов. «Можно сетовать, – пишет Фурье, – что Бог слишком далеко расположил Магелланову точку. Но намерения Его были таковы, чтобы этот путь был заброшен и чтобы у Суэца и Панамы были устроены два канала, судоходных для крупных кораблей». Суэцкий канал открылся спустя 30 лет после смерти мыслителя, Панамский – спустя ещё несколько десятилетий.

Как видим, французский утопист во вполне конкретных земных вопросах отличался прозорливостью и не был тем «чудаком», над которым смеялись современники. А ведь их реакция на его сочинения была в основном именно такой.

Лишь в 1816 году у Фурье появился первый ученик – Жюст Мюирон – который выделил средства на издание его нового двухтомного сочинения «Трактат о домашней и земледельческой ассоциации». В 1822 году Фурье перебрался в Париж, где вторым и наиболее известным из учеников мыслителя стал Виктор Консидеран, будущий глава фурьеристской школы, автор ряда книг, популяризатор идей учителя. Последние пятнадцать лет жизни Фурье, меняя работу (средств на спокойную жизнь, позволяющую заняться только творчеством, не хватало), жил то в Лионе, то в Безансоне, то в Париже. В столице он и скончался в 1837 году, в возрасте 65 лет.

В «Трактате…» (1822) Фурье наиболее подробно обосновал идеи ассоциации, выражающиеся, прежде всего, в создании «фаланг» – объединений из 1500-1800 человек, ведущих общее хозяйство. Местом жительства каждой фаланги становился «фаланстер» – дворец особой планировки, которая также была детально проработана (выше уже говорилось об интересе Фурье к вопросам архитектуры). Члены фаланги избирают из своего состава «ареопаг», который, впрочем, не является органом власти в обычном смысле. Он действует не силой, а лишь авторитетом. Таким образом, идеал Фурье был в значительной мере анархическим.

При этом французский мыслитель, в противоположность своим современникам Оуэну и Сен-Симону, не был сторонником материального равенства членов общины. Он считал желательным сохранение в гармоническом обществе (и в каждой отдельной фаланге) имущественного расслоения и капиталов – но при условии, что они будут работать на общее благо, а не порождать эксплуатацию человека человеком. Фурье считал возможным и сохранение дворянских титулов и монархических привилегий, но скорее церемониальных, чем дающих реальную власть.

«Каждый в фаланстере, – пишет современный комментатор трудов Фурье А. Цветков, – получает по полезности и таланту из общего бюджета, но сфера бесплатного, общедоступного столь широка, что деньги превращаются в чистый фетиш, в самодостаточный знак, а драгоценности – в церемониальные игрушки».

Значительное место Фурье уделяет вопросам труда. По его мнению, на стадии «цивилизации» труд ненавистен для рабочих потому, что тяжёл и однообразен. Мыслитель-социалист предлагает сделать труд разнообразным (не более 2-3 часов в день на каждом виде работ) и тем самым – радостным.

Важной мыслью французского утописта является идея о стирании граней между городом и деревней: каждая фаланга будет иметь в сельской местности свои фабрики, равномерно распределённые по земному шару. У сельских жителей должны быть такие же возможности для образования, развлечений и в целом интересной и активной жизни, как и у горожан. Например, в каждой фаланге из 1000 человек будет по 700-800 актёров (понятно, совмещающих эту деятельность с другой работой), и «в самом бедном кантоне Альп и Пиренеев создадут оперу, подобную парижской».

Сложным было отношение Фурье к вопросу о сохранении в гармоническом обществе различных наций: у него можно найти как высказывания в пользу их конечного слияния (через совместные большие проекты), так и мысли о том, что единство человечества может содержать в себе как раз расцвет самобытности каждого отдельного народа. В любом случае, мыслитель, живший во времена, когда начинали набирать силу расистские теории, не считал, что право на жизнь и процветание имеют только «цивилизованные» народы. «Для Бога, – писал он, – человеческая раса – единая семья, и все её члены имеют право на его благодеяния; он хочет, чтобы счастливы были все, в противном случае ни один народ не сможет наслаждаться счастьем».

Постепенно идеи социалиста-утописта получали известность, и в 1832 году был основан журнал «Индустриальная реформа, или Фаланстер». В том же году был предпринят и первый практический опыт создания фаланги по предписанному Фурье образцу. Его попытался осуществить депутат парламента Бодэ-Дюлари, который предложил 500 гектаров собственной земли для организации фаланстера. Но опыт не был успешным: из-за недостатка средств и непрактичности организаторов его пришлось прекратить.

Многие фурьеристы пали духом и оставили школу, да и выпуск журнала остановился. Но сам Фурье продолжал активную пропагандистскую деятельность. Он обращался к сильным мира сего, например, к министру внутренних дел «июльской монархии» А. Тьеру, которому он пытался доказать необходимость «ассоциации». Консидеран же пытался достучаться до самого короля Луи Филиппа.

Фурьеристы в письмах к власть имущим не жалели аргументов против «лживой торговли» и «лживых друзей народа», особенно же против либералов и либерализма. То есть критики либерализма «слева» пытались апеллировать к противникам того же либерализма «справа». Но, к сожалению, его идеи правящим классом восприняты не были, что и немудрено при откровенно буржуазном характере тогдашнего (конечно, как и теперешнего) французского государства.

В 1836 году при помощи Консидерана был основан новый журнал – «Фаланга». Но максимальный размах фурьеризм получил в 40-х годах, уже после смерти его основателя. Учение приобрело последователей в большинстве стран Европы и в Америке, свои фурьеристские журналы появились в Англии и США. Были и новые попытки практического воплощения идей Фурье, создавались новые фаланстеры, большинство которых существовало по 3-5 лет, иногда чуть больше. Последняя фурьеристская община во Франции распалась в 1890-х годах.

Одним из самых активных учеников Фурье оказался живший в Париже выходец из Валахии (будущей Румынии) Тудораке Мехтупчиу Диамант, который искренне считал, что именно его страна, тогда ещё не вполне освободившаяся от турецкого господства, первой «превратится в обитель счастья и послужит примером для других народов».

Вернувшись в Бухарест, Диамант в письме, переданном через его друга Николае Крекулеску, приглашал Фурье перебраться в Валахию и лично возглавить там организацию фаланстеров. Несмотря на отказ Фурье, сельскохозяйственная община недалеко от Плоешти была создана: землю выделил помещик Манолаке Бэлэчану, который сам же и возглавил фалангу. Среди колонистов были несколько десятков его бывших крепостных, включая цыган. Колония просуществовала недолго, но погибла она не по экономическим причинам, из-за которых потерпели поражение другие подобные попытки: она была запрещена властями как рассадник «крамольного французского духа», грозящий революцией.

Но был ли этот дух «французским»? Сам Фурье как раз не рассчитывал на французов, на их восприимчивость к его системе. «Они, – говорил он Диаманту, – как и итальянцы, испанцы и немцы, увязли в строе Цивилизации; но я рассчитываю на Восток, особенно на русских, которые, как все славянские народы, весьма склонны к общности». Румын – народ романский по языку, но скорее славянский по культуре – он, видимо, тоже относил к «Востоку».

Неудивительно, что в числе стран, где учение Фурье (наряду с идеями других социалистов-утопистов – А. Сен-Симона, П. Леру, Э. Кабе) широко распространилось в 1840-х годах, оказалась и Россия. Важно заметить, что интерес к европейским социалистическим идеям вовсе не говорит о «западничестве» русских идеологов: ведь сами эти идеи были критически заострены против современного им положения дел в Европе, то есть объективно являлись и являются «антизападными».

Ещё в 1837 году, сразу после смерти мыслителя, в «Литературных прибавлениях» к газете «Русский инвалид» была опубликована статья «Карл Фурье», его имя неоднократно упоминалась в подцензурной печати того времени и не воспринималось как что-то «крамольное» вплоть до разгрома кружка «петрашевцев».

Горячим приверженцем фурьеризма был М.В. Буташевич-Петрашевский, который пропагандировал его через свой знаменитый «Карманный словарь иностранных слов». Петрашевский вынашивал план создания фаланстера из своих крестьян, но эта идея не была реализована. В кружке «петрашевцев» с учением Фурье познакомился, в частности, Ф.М. Достоевский, и оно произвело на него серьёзное впечатление. Курс лекций, излагающий систему Фурье, в том же кружке читал будущий основоположник теории культурно-исторических типов Н.Я. Данилевский.

Основоположник «русского социализма» А.И. Герцен считал, что фурьеризм «конечно, всех глубже раскрыл вопрос о социализме», но и критиковал это учение за «убийственную прозаичность, жалкие мелочи и подробности». Сторонником идей Фурье был Н.Г. Чернышевский, который, как известно, дал образ фаланстера в одном из «снов Веры Павловны».

Об отдельных параллелях между учением Фурье и взглядами ряда русских мыслителей (не считая прямых его последователей-социалистов) речь уже шла. Стоило бы остановиться на сходстве и судьбы, и некоторых идей великого француза и ещё одного русского философа второй половины XIX века, который тоже проходит по разряду «утопистов» – Н.Ф. Фёдорова (1829-1903), основоположника «философии общего дела». Конечно, Фурье не доходил до основной мысли, которая легла в основу учения Фёдорова – достижения физического бессмертия и воскрешения умерших «отцов». Но во многом они, тем не менее, схожи.

Оба многие годы искали «кандидатов», которые могли бы заняться практическим воплощением их идей. Оба известны нетерпимостью и довольно резкими высказываниями в отношении тех, кто не оправдывал их надежд. Оба мыслителя мало кем были признаны в течение долгого времени, подвергались насмешкам и имели лишь узкий круг учеников. Да и с последними часто ссорились, сердясь за их «непонимание» отдельных граней учений.

Оба – при всей всемирности своих идей – живо интересовались вопросами геополитики (хотя само это слово появилось позже), противопоставляя континентальные и океанические державы и отдавая явное предпочтение первым. Для обоих воплощением всех язв капиталистического, торгового строя являлась Англия. И, характерный штрих, оба видели в качестве сакрального всемирного центра один и тот же город – Константинополь.

Фурье, как и позже Фёдоров, проповедовал регуляцию природы и, кроме того, придавал большое значение в этом деле роли армии, которая должна, переориентировавшись на решение мирных задач, воевать не с себе подобными, а с дикой природой. Именно её задача – осушить болота, дать воду сухим регионам, покрыть растительностью Сахару и так далее.

Конечно, сравнивая Фурье и Фёдорова, нельзя не заметить и различий, обусловленных, в том числе, и различиями самой психологии русского (евразийского) и европейского человека. Фёдоров призывал бороться с природой (в её существующем, не преображённом виде) как «слепой силой», Фурье же, при всех оговорках, подчёркивал необходимость «следования природе» и, в частности, человеческим страстям.

Фёдоров никогда не претендовал на свой приоритет в выдвижении тех или иных идей – наоборот, стремился приписать их тем или иным своим великим современникам, например Достоевскому. Фурье же, как уже говорилось, ревностно относился к своему первенству, боясь «плагиата».

Забавно, что его соотечественник и младший современник П.Ж. Прудон, который известен как автор формулировки «Собственность – это кража», тоже очень заботился о своём «праве собственности» на этот афоризм. Хотя эту мысль за полторы тысячи лет до Прудона высказывали отцы церкви, например Иоанн Златоуст, а позже – Симеон Новый Богослов. А в XVIII веке французский революционер Ж.П. Бриссо говорил: «Собственник есть вор».

Всё же, как замечали и Герцен, и Достоевский, в душе любого европейца, даже социалиста по убеждениям, неискоренимо живёт собственник-мещанин. Недаром наш современный философ Н.М. Чуринов писал, что обществу коллективистского типа нельзя навязать ценности индивидуализма, и наоборот.

Тем больше честь и хвала тем западноевропейским мыслителям, которые смогли выйти за пределы ограниченности своего цивилизационного типа и прийти к признанию других ценностей – ценностей «общества-семьи», общинной коллективистской цивилизации.

Хотя, как и следовало ожидать, первое практическое воплощение такой тип общества получил не на Западе, а в России, а позже был во многом воспринят другими восточными цивилизациями. В каждой из стран «Востока» социализм получил свои национальные формы, в то время как капитализм везде остался одной и той же космополитической системой, стирающей всякие грани и превращающей эксплуатируемое большинство в одну серую массу, лишённую национальной самобытности.

На Западе же социалистические идеи глубоких корней так и не пустили, а соответствующие идеологии воплотились в извращённых и безопасных для капиталистической системы формах – сначала умеренной социал-демократии, потом троцкизма, а ныне и вовсе скатились в защиту прав всевозможных «меньшинств» (вместо того, чтобы отстаивать интересы трудящегося большинства).

Но можно ли в этом винить основоположников социалистических идей в Европе? В чём-то зачатки «евролевачества» мы у Фурье действительно можем увидеть: он делал упор на «женский вопрос» и даже считается автором самого термина «феминизм», отрицал официальный брак, пропагандировал ценность «удовольствия» (и в этом сближается с послевоенными европейскими теоретиками «фрейдомарксизма»).

Но, разумеется, не это главное в наследии великого француза. Он был в числе тех, кто стоял в начале развития социалистической мысли, кто – со своей стороны – начинал путь к её вершине. Так что ему простительно то, что с нашей сегодняшней точки зрения кажется несомненными ошибками.

И, наконец, именно интерес к идеям Фурье знаменовал зарождение социалистических идей в России, где они впоследствии и получили своё воплощение. Это позволяет поставить его у истоков не только европейского (который не реализовался в жизни), но и русского социализма.

Павел ПЕТУХОВ

Поделиться

Комментарии (2)

  • Ответить

    Главная идея социализма (не коммунизма) заключалась в "каждому по труду" , что исключало нетрудовые доходы. Нетрудовые доходы приводят либо к появлению капитала как мультипликатора неравенства в обществе, либо к иждивенчеству в масштабах общества. В тезисе "каждому по труду" заключается очень многое, так как выполнение его в реальности влияет на все аспекты жизни общества. Это политика, экономика, идеология и духовная жизнь.  
     
    Что не хватало теоретикам социалистов-утопистов и даже марксистам? Дело в том, что распределение по труду есть необходимое условие для справедливого и гармоничного общества, но не достаточное. Достаточным условием при наличии первого является свобода в экономической и политической сфере для всех членов общества. Не все смогут воспользоваться ею в полной мере, но если её не будет, то в обществе начнётся моральная и духовная деградация.
    Кстати, даже в учение Христа свобода - это божественная цель, к которой надо стремиться: ... и познаете истину, и истина сделает вас свободными.    

  • Ответить

    Извините, ...теоретикам социалистам-утопистам....

Ответить Сергей Бахматов Отменить

Ваш e-mail не будет опубликован. Поля обязательные для заполнения *

Рубрики

Авторы

Архив