С.Кожемякин. СВОБОДА. ВЕЛИЧАЙШИЙ МИФ СОВРЕМЕННОСТИ

40464

 

(Из книги «Свобода. Величайший миф современности»)

 

Введение.

Если задуматься, какой термин сегодня используется чаще остальных, когда речь заходит о духовной, политической и экономической жизни общества, наверняка это будет слово «свобода». Его можно услышать практически везде – в научных работах и диспутах, политических декларациях, на страницах газет и с экранов телевизоров. Даже обыденный язык – и тот воспринял этот термин. «Ты что же, против свободы?» – угрожающе вопрошает один собеседник другого. И тот, как правило, конфузливо замолкает и начинает оправдываться. Да и что в этом удивительного? Сомневаться в непреложности свободы как абсолютной, высшей ценности нынче опасно. Это все равно, что усомниться в существовании бога в Европе веке эдак в двенадцатом. Тогда неосторожного вольнодумца обвинили бы в ереси и бросили в темницу на исправление. Или же, что правдоподобнее, отправили бы на костер, предварительно «выбив дурь» пытками.

Сейчас наказания за выступления «против свободы» едва ли мягче. Конечно, прилюдно людей на площадях европейских столиц не сжигают. Зато тысячами сжигают и расстреливают где-нибудь в Ливии или Ираке. И аргумент до умиления прост: ведь они сомневались в необходимости свободы для своих стран! Так что потоки крови, проливаемой западной цивилизацией во имя «высших ценностей», не только не иссякли, а стали полноводнее и глубже . Не говоря уже о менее болезненных, но часто трагических по своим последствиям мерах против инакомыслящих. Человек, по тем или иным причинам обвиненный в нелояльности идеям свободы, становится настоящей парией – изгоем в научной и культурной среде, в политике (исключение составляют некоторые страны, отнесенные Западом к разряду «несвободных»; но, как известно, длинные руки «свободного мира» в виде всевозможных санкций, а то и бомбардировщиков с «Томагавками» не знают границ).

Другими словами, свобода провозглашена высшей ценностью и пронизывает, без преувеличения, все существование человечества. Свободная экономика, идеалы свободы в политике, духовная свобода, даже свободная любовь – это лишь часть областей, которые свобода осенила своим блеском, и которые, как «высшие достижения человеческого разума», внедряются повсюду – от полюса до полюса. Подобная миссионерская деятельность изначально выстроена таким образом, что свобода должна восприниматься людьми именно как непререкаемая истина, трансцендентная ценность. Если страна удостоена звания свободной – значит, это замечательная, чуть ли не идеальная страна. Свободная экономика – единственно правильная, все должны к ней стремиться. Соответственно, отсутствие свободы – тяжелейший грех. И нет таких средств, которые нельзя было бы использовать для исправления подобной оплошности.

Человечество всеми силами (а силы эти есть – могущественные медиа-империи охватывают своими щупальцами всю поверхность планеты) пытаются убедить в неоспоримости свободы, ее не относительной, а абсолютной ценности. Делается это по вполне понятной причине. Дело в том, что любое более или менее глубокое размышление позволяет увидеть, что золотой, сверкающий колосс свободы (вернее, тот ее образ, который навязывается нам в современном мире) на самом деле покрыт дешевой и непрочной позолотой, слетающей от мало-мальски пристального взгляда. А если взяться за дело серьезно и изучить миф о свободе досконально и непредвзято, то окажется, что король – голый. Что так называемая свобода в том виде, каком ей заставляют поклоняться страны и народы – вовсе не общечеловеческая ценность, а сугубый продукт одной-единственной цивилизации – западной. Что в других культурах этому слову придается иное – подчас противоположное значение. И, самое главное, что под цветастыми, якобы непорочными покровами свободы скрывается циничный и жестокий кондотьер.

Шагая по миру, он расписывает людям прелести свободы, зачаровывает их, лишает воли к сопротивлению, заставляет народы собственными руками разрушать в слепом экстазе родные храмы и плевать в родные святыни. Ослабленное, лишенное защитных скреп и корней общество подобно организму без иммунитета. Оно беззащитно перед любой инфекцией, становится податливой и немощной жертвой, которой можно пользоваться как рабом. Вот только раб может восстать, сбросить с себя оковы. Обществу, которое убедили в святости свободы в ее либеральной интерпретации, это не под силу. Оно будет пахать от зари до зари, будет корчиться в муках и умирать, но, тем не менее, благословлять господина и его идола – свободу.

Опасность оказаться в роли такой жертвы угрожает сегодня всей планете. Вот почему разоблачение льющейся на нас лжи, в том числе мифа о свободе, – задача более чем насущная. И предпринимать решающие ответные шаги, выстраивать прочную оборону нужно как можно скорее. Потому что время, к сожалению, работает не на нас. Промедление подобно смерти. Но не легкой и мгновенной, а медленной и мучительной. В случае превращения мифа о свободе в реальность нас ждет будущее подобное тому, что описал Олдос Хаксли в романе «О дивный новый мир». Этот мир будет состоять из небольшой кучки элиты, которой доступно и разрешено абсолютно все, и обслуживающей ее огромной массы остального человечества, убежденной в правильности такого разделения и фактически превращенной в армию живых роботов-зомби.

В нашей работе мы попытаемся, во-первых, выяснить, что же представляет собой свобода в западном толковании этого слова. Во-вторых, показать, что этот миф является губительной ловушкой для человечества, что так называемая свобода и сопутствующие ей понятия-вирусы (эгоизм, индивидуализм, культ потребления и другие) преследуют единственную цель – достижение полной и вечной гегемонии капиталистической элиты как над всем остальным миром, так и над собственным населением. И наконец, доказать, что выживание человечества и его полноценное развитие возможны только в том случае, если навязываемые ныне псевдоценности уступят место ценностям истинным. Среди которых есть и свобода. Но свобода иная. Не разрушающая и порабощающая, а творящая и духовно обогащающая.

 

Глава 1
Что такое свобода? Говорят либералы

Напрасный труд – нет, их не вразумишь, –
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация – для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.

Ф.И. Тютчев

Человек, рьяно защищающий ту или иную идею, должен знать ее четкое, не допускающее разночтений определение. Тем более если эта идея преподносится как основа развития всего мира, как главный закон отношений между людьми.

Однако со свободой не все так просто. Даже в среде ее апологетов – либералов – нет сколько-нибудь ясного понимания, что такое свобода. Не говоря уже о прикладных, более специфических вопросах: например, как должна реализовываться свобода в различных сферах существования общества и жизнедеятельности конкретного человека.

Трудно представить врача, который смутно представляет себе строение человеческого организма, или инженера, незнакомого с базовыми положениями физики и механики. Точнее, представить можно (особенно если вспомнить нынешний уровень среднего и высшего образования), но вот будет ли такой горе-работничек толковым специалистом? Страшно даже представить, что может натворить подобный неуч.

Но еще страшнее то, что персоны (не один чудак, а тысячи людей, целые институты и даже государства!), которые считают своей задачей радикальное и немедленное переустройство мира и отношений между людьми, не могут нормально и внятно объяснить основной закон, основную ценность этого нового мироустройства.

Точнее, объяснений – куча. Но они настолько размыты, настолько противоречат одно другому, что возникают вполне резонные подозрения. Либо теоретики и практики либерализма сами не знают толком, что такое свобода, и вынуждены юлить и придумывать расплывчатые термины. Либо нас сознательно водят за нос и, что говорится, пускают пыль в глаза, пытаясь выдать за свежий товар залежалую тухлятину.

Вот, например, как объясняет суть свободы один из молодых либералов: «Свобода – одна из главных ценностей человека. Без нее невозможно ни счастье, ни богатство, ни дружба, ни любовь… Стремление обрести свободу присуще каждому человеку. Освобождаемся мы по-разному и от разного: кто от родительской или супружеской материальной зависимости, кто от необходимости вставать в 6 утра, готовить завтрак, обед и ужин для всей семьи, зарабатывая при этом на ее содержание; кто от диктата государства и власти, которая закрывает тебе рот и уши, глаза и настоятельно просит тебя жить в рамках безумных норм и стандартов. Стремление к свободе не задушишь законами, тюрьмами, культурными догмами или заповедями. Борьба за свободу – это не метафора. Это состояние жизни каждого человека… Поставь себя на первое место. Научись уважать себя. Проводи профилактику мозга и сознания с целью не попасть в расставленные другими ловушки. И свобода примет тебя радостно у входа в мир удовольствия и счастья»[1].

Несмотря на обилие слов, суть рассматриваемого вопроса остается туманной. Складывается ощущение, что статья принадлежит перу подростка, который хочет избавиться от родительской опеки и стремится к жизни без запретов, правил и обязательств. Зачем нужны «культурные догмы», необходимость заботиться о семье, если можно прожить жизнь радостно и в удовольствии? Подобные мысли в определенном возрасте посещают многих: желания и тайные соблазны манят своим пока еще запретным плодом, а возможностей их осуществить очень мало. Большинство молодых людей благополучно минуют этот период и, что называется, перебесившись, понимают необходимость этих самых обязательств перед семьей и обществом. Но, к сожалению, не все. Некоторые граждане останавливаются в своем личностном развитии на уровне прыщавых юношей, и проживают жизнь не признающими каких бы то ни было правил эгоистами. Сколько жизненных драм и разрушенных судеб числятся за такими «свободолюбцами» – не счесть.

Во все времена и во всех культурах существовали правила, осуждающие подобное поведение и блокирующие влияние таких индивидов на жизнь общества, – вплоть до изгнания из племени, рода, общины. Отличие западной цивилизации от всех остальных и заключается в том, что она перестает считать эгоцентризм и индивидуализм отклонениями от нормы. Более того, эти сомнительные с точки зрения представителей других культур качества объявляются необходимыми чертами свободного человека.

Итак, с обывательской позиции свобода – это что-то вроде анархии, жизнь без запретов, существование ради удовольствия. Подобными манящими запретными плодами либералы и Запад, во-первых, обеспечивает себе легитимность в собственных границах. Спросите среднестатистического жителя США или Западной Европы, почему он считает, что его страна лучше других. В большинстве случаев он ответит, что главное – это свобода делать то, что хочешь и говорить, что вздумается (действительность, конечно, куда прозаичнее, и свобода западного обывателя – не более чем миф; но в данном случае мы говорим не о реальности, а о ее субъективном восприятии). Во-вторых, с помощью этого красивого образа привлекаются сторонники со всего остального мира. Среди них – и элиты, которые соблазняются возможностью обогащаться открыто и без запретов , и широкие слои населения (в первую очередь, молодежь), прельщаемые жизнью без наскучивших норм и правил.

Если в семье царит дисциплина, а строгий отец за один запах сигаретного дыма от сына-школьника берется за ремень, улица с ее вольницей манит, как тот самый запретный плод. То, что свобода улицы, несмотря на ее привлекательность, таит множество опасностей, осознается позже (и хорошо, если до момента понимания не произошло ничего непоправимого). А казавшиеся бессмысленными семейные правила оказываются жизненно-необходимыми.

Свобода как вседозволенность (или как дозволенность очень многого), как возможность говорить, делать и потреблять то, что хочешь – это, так сказать, откровение для широких масс, «библия для бедняков». Для тех, кто не утруждает себя лишними размышлениями. Но есть и другая, менее заметная глазу сторона либеральной свободы. Она выражена в трудах «гуру» либеральной идеи – таких, как Фридрих фон Хайек, Милтон Фридман, Людвиг фон Мизес, Айн Рэнд и др. Свобода в их изложении лишена того налета подростково-анархического романтизма, какой мы видели в приведенном высказывании молодого белорусского либерала. Это жесткая мировоззренческая система со строгими правилами. Причем они очень часто противоположны тем неглубоким представлениям, что тянут к себе тысячи людей, увлекшихся либеральными идеями. Если представить идею свободы в виде шара, то его поверхность – яркая, сверкающая – это обывательское осмысление. А таящееся в глубине ядро – и есть суть либеральной свободы. Суть, циничная в своей откровенности.
Основное отличие данной трактовки свободы от обывательского понимания – ее приземленность. Не легкомысленный детский «праздник непослушания», а вопросы собственности – вот на чем якобы базируется свобода. А поскольку собственность – это штука не поголовная (у кого-то она есть, у кого-то нет), то и свобода не является атрибутом безусловным и всеобщим.

Частная собственность, капитализм – залог свободы. Таков провозглашаемый идеал либералов: свобода действий собственников при минимальном вмешательстве государства. Общеизвестно, что капиталистом движет стремление к максимальной выгоде. Получение прибыли во что бы то ни стало – вот единственная и священная, с точки зрения предпринимателя, цель. А что делает человек, которого обуяла та или иная страсть? Любыми путями добивается ее осуществления и уничтожает все стоящие на этом пути барьеры. Перед капиталистами эпохи позднего средневековья в Западной Европе стояли два таких барьера – абсолютистское государство и религиозно-традиционные нормы (в сознании простых людей христианская догматика соединилась с языческими, дохристианскими представлениями, в результате чего можно говорить о народной религии ). Дело в том, что государство своей налоговой политикой и прочими барьерами сильно ограничивало самостоятельность буржуазии, а это сильно затрудняло получение максимальной прибыли. Религия вместе с традиционными представлениями и вовсе считали этику максимального накопления греховным стремлением, недостойным христианина (недаром в средневековой Европе ростовщичество было монополией представителей иной религии – иудаизма).

Удары молодой буржуазией наносились по обоим направлениям. Борьба с государством первоначально представляла собой освобождение городов из-под власти феодалов, а затем – череду буржуазных революций (в Голландии, Англии, Франции). Что касается «духовного» фронта, то победная поступь капитализма сначала привела к возникновению новой ветви христианства – протестантизма (в котором отсутствует запрет на накопление и взимание процента) и масштабному изгнанию из религии традиционной, народной компоненты (что вылилось в драматические и кровавые кампании против «колдунов и ведьм» в XVI–XVIII вв.), а затем – ко все более усиливающейся борьбе против любых проявлений этики и морально-нравственных устоев.

Таким образом, свобода в ее западном понимании – это свобода владельца частной собственности, капиталиста от ограничений, накладываемых государством и этикой. Недаром все без исключения идеологи либерализма и неолиберализма так рьяно выступают против какого бы то ни было вмешательства государства в жизнь общества и за максимальное развитие в человеке эгоистических качеств индивидуалиста. Из мировоззрения населения целенаправленно вытравливаются солидарность, альтруизм, понимание того, что ты должен жить не для одного себя. Целям максимального накопления прибыли ничего не должно мешать,
Например, Айн Рэнд (такое имя избрала себе в США эмигрантка из России Алиса Розенбаум), которую считают своей идейной вдохновительницей несколько поколений либералов (среди них Алан Гринспен, в течение многих лет возглавлявший Федеральную резервную систему США и фактически определявший экономическую политику страны, а также Хиллари Клинтон), заявляла, что этика альтруизма – это показатель первобытно-племенного отношения к человеку. Главная заслуга капитализма, уверяла Рэнд, и заключается в том, что он решительно отказывается от альтруизма и любых проявлений человеческой взаимопомощи. Единственное и прекрасное «Я» – вот ради чего должен жить человек, вот к чему должны быть направлены все его устремления. Товарищество же и  коллективизм – это главные признаки рабства, и они должны искореняться всеми доступными средствами.

«Общее благо» (или «интересы общества») – понятие неопределенное и неопределимое: такого существа, как «племя» или «общество», на свете нет. «Племя» (или «общество», или «народ») – это лишь множество отдельных людей. Нет ни одного блага, которое было бы благом для племени вообще», – пишет Айн Рэнд. И заявляет, что человек «работает, чтобы поддерживать в себе жизнь, как и должен делать по своей природе, и поневоле руководствуется своей корыстью… Если же он хочет вступать с другими в отношения обмена, то не должен рассчитывать на ритуальные жертвы, то есть надеяться, что получит нечто ценное, не отдавая взамен какого-то эквивалента… Альтруизм стремится оставить интеллект без вознаграждения, утверждая, что нравственный долг умелых – служить неумелым и жертвовать собой ради нужд всякого встречного-поперечного» [3, с. 20–56].

Любопытно, что, провозглашая капитализм самой высоконравственной системой жизни в истории человечества, Рэнд предостерегает (называя это «тоталитарными тенденциями») от малейшего перераспределения благ в пользу других людей, в том числе наименее защищенных слоев общества. То есть если кто-то живет на вилле стоимостью несколько десятков миллионов долларов и тратит огромные деньги в казино, а кто-то ютится в картонной коробке на помойке, не мечтая даже о медицинском обслуживании и элементарном образовании, – это не просто нормально. Это единственное моральное с точки зрения капитализма жизнеустройство. Если же в обществе раздаются призывы к богатым делиться средствами и помогать хотя бы самым бедным, то, как подчеркивает Айн Рэнд, «это значит, что некоторым людям придется всю жизнь прозябать без адекватного их нуждам транспорта (автомобилей), мириться с дефицитом мест, где можно было бы приобрести необходимые им товары (торговых центров), не иметь возможности расслабиться и развлечься (играя в мяч) – ради того, чтобы другие люди получили школы, библиотеки и больницы» [3, с. 20–56].

До такого цинизма редко опускаются даже самые отъявленные воры, придумывающие объяснения своим преступлениям (отсутствие работы, необходимость кормить семью и т.п.). Здесь мы видим бесстыдное признание человека, в сердце которого полностью выжжено сострадание к ближнему. Выжжено всепоглощающим эгоизмом и жаждой наживы. К черту школы, больницы и библиотеки, если я хочу купить себе новый (десятый, двадцатый по счету?) автомобиль или развлечься, смотавшись на другой край света!

Либерализм в лице Айн Рэнд извращает само понятие морали, сложившееся на протяжении тысячелетнего развития человеческой культуры. В нем нет места подвигу, самопожертвованию, милосердию. Морально (по-либеральному морально) только то, что защищает стремление человека к личной выгоде. Отрицание сострадания к слабым, право сильного жить, как ему хочется, и устанавливать выгодные ему порядки – все это лишний раз доказывает родство идейных основ либерализма и фашизма. Недаром одним из самых известных высказываний Рэнд является следующее: «Вы спросите, каковы мои моральные обязательства перед согражданами. Никаких, кроме обязательства перед самим собой» [4].
Айн Рэнд даже в среде теоретиков либеральной идеологии считается дерзким ортодоксом. Она, не скрываясь, обнажает суть капитализма, прямо говорит то, на что другие только намекают, стесняясь назвать вещи своими именами. Но и среди других «гуру» либерализма господствует мысль, что только эгоизм, конкуренция и отсутствие взаимопомощи способны привести ту или иную страну к процветанию. «Если в обществе возобладают коллективистские настроения, демократии с неизбежностью приходит конец… Государство должно ограничиваться разработкой общих правил, применимых в ситуациях определенного типа, предоставив индивидам свободу во всем, что связано с обстоятельствами места и времени», – пишет Фридрих фон Хайек [5].

Для чего, согласно либеральным концепциям, нужен индивидуализм? Для того, чтобы расчистить дорогу конкуренции (то есть войне всех против всех, но введенной в более или менее цивилизованные экономические рамки – хотя эти рамки очень зыбки, и экономический шпионаж, сознательное разорение конкурента, а то и его физическая ликвидация нередки даже в самых капиталистически-развитых странах). Для того, чтобы единственной целью человека стало достижение личного успеха и материального благополучия. Без этого капитализм с его ориентацией на получение прибыли просто не сможет существовать. Ведь если в обществе преобладают солидарные, «сердечные» связи, которые невозможно свести к примитивным товарно-денежным отношениям, все попытки насадить в таком обществе рынок (не только в экономическом смысле, – как мы увидим чуть позже, при капитализме рыночные отношения распространяются абсолютно на все сферы жизни – от политики до межличностных связей) обречены на провал. Вот почему везде, куда приходит Капитал, где Запад намерен обосноваться всерьез и надолго, запускается мощная кампания по насаждению рыночных ценностей – индивидуализма, накопительства и потребительства.

Разумеется, теоретики и практики либерального лагеря не так глупы, чтобы эта пропаганда превращалась в бескомпромиссное навязывание идей Айн Рэнд сотоварищи. Подобное раскрытие карт им не на руку: людей, воспитанных на иных ценностях (исламских, конфуцианских, социалистических, – неважно – ведь все они осуждают эгоизм и жажду наживы как страшный грех), это просто отпугнет. Поэтому в ход идут более мягкие и приятные методы – телевизионные передачи, навязывающие культ богатства и себялюбия, тиражирование образов «успешных людей», добившихся славы и денег. Концентрация манипулятивных технологий в пропаганде либеральных идей буквально зашкаливает. Неудивительно, что многие люди, особенно из среды молодежи – слоя, в котором традиционные ценности укоренены слабее всего – подпадают под влияние этих хитрых схем, проглатывая вместе с цветастыми фантиками «свободы, демократии и вседозволенности» подлинное содержимое – несомненный приоритет частной собственности , благо неравенства и опасность любых проявлений взаимопомощи и сострадания.

Классическим манипулятивным приемом является то, что либералы провозглашают частную собственность и конкуренцию обязательными условиями свободного развития общества. Это истолковывается таким образом: дескать, государство, да и в целом, любой коллектив стремятся всячески ограничить самостоятельность индивида – навязыванием единых ценностей, необходимостью работать не только на себя, но и на благо общества. Ситуация меняется, если в той или иной стране преобладает частная собственность и свободная конкуренция. Тем самым монополия государства на экономическую и политическую жизнь ликвидируется. Как пишет Милтон Фридман (другой встречающийся вариант написания фамилии – Фридмен), «экономическая организация, которая предоставляет экономическую свободу непосредственно (именно основанный на свободной конкуренции капитализм) способствует также и умножению политической свободы, ибо она отделяет экономическую власть от политической и таким образом позволяет одной служить противовесом другой… капитализм есть необходимое условие политической свободы» [6, с. 9–10].

Один из идейных отцов неолиберализма, конечно, лукавит. Никакого разделения политической и экономической власти при капитализме нет. Все влиятельные партии в западных странах пользуются поддержкой крупных корпораций и фактически являются политическими филиалами финансовых империй. С их помощью крупные владельцы частной собственности лоббируют собственные интересы, добиваются принятия законов, упрощающих их деятельность, и продвигают на важные посты своих людей. Политическая система обладает всеми чертами рынка: к власти приходят те, кто больше вложит в агитационную кампанию, будет чаще остальных мелькать на экранах телевизоров и страницах газет. То есть силы, представляющие интересы наиболее влиятельных компаний.

Но самое важное не в этом, а в самом отождествлении частной собственности, конкуренции и свободы. Если хоть немного задуматься, то одно вовсе не проистекает из другого. Если в обществе господствует частная собственность, а влияние государства на происходящие в нем процессы сведено до минимума, неизбежно социальное расслоение – наличие очень богатых и очень бедных (причем помощь последним, как мы помним из рассуждений Айн Рэнд, недопустима). Можно ли сказать, что и первые, и вторые обладают одинаковой свободой? Сказать-то можно (чем либералы и занимаются), но вот будет ли в этих словах хоть толика истины? В системе, где господствуют товарно-денежные отношения, а продается и покупается абсолютно все, человек без денег в кармане становится полным нулем. Единственное, что он может сделать (но не факт, что делает) – это принять участие в выборах. Но поскольку в условиях политического рынка голоса избирателей фактически скупаются, толку от этой «свободы» – не бог весть сколько.

Идеологи капитализма понимают уязвимость своих позиций и напускают столько манипулятивного дыма, что становится просто смешно следить за их попытками любой ценой убедить читателей в своей правоте. Например, они утверждают, что наличие конкурентной среды дает индивиду возможность выбора: «Потребителя ограждает от принуждения со стороны продавца наличие других продавцов, с которыми  он может вступить в сделку… Работающий по найму огражден от принуждения со стороны работодателя наличием других работодателей… Рынок… отличается тем, что допускает большое разнообразие. Говоря языком политики, он представляет собою систему пропорционального представительства. Каждый может, так сказать, проголосовать за цвет своего галстука; ему нет нужды заботиться о том, какие цвета предпочитает большинство, и подчиняться, если он окажется в меньшинстве» [6, с. 17–18].

Все бы хорошо, если б вместе с возможностью выбора рынок предоставлял возможность самой покупки. Ведь если у человека нет денег, свобода выбора становится фикцией. Он вынужден покупать самые дешевые (и, соответственно, самые низкокачественные) продукты и одежду, а не выбирать придирчиво различные цвета галстука. То же самое касается «свободы выбора» работы. Каждый, кто путем непосредственного опыта (а не с академических вершин) знаком с реальной жизнью в рыночном обществе, знает, что поиск работы – это не праздная прогулка по работодателям, которые ждут не дождутся ценного работника и рады создать для него максимально комфортные условия. Это жесткая борьба за выживание и выбор не по принципу «этот предлагает отличные условия – а тот еще лучше», а вынужденный труд за минимальный заработок – просто потому, что остальные варианты (нищета и голодная смерть) еще хуже. Кроме того, свободный выбор работодателя невозможен без нормального образования. А гарантирует ли рынок доступное образование?

Фридрих Хайек, рассуждая на эту тему, дает нам прекрасную возможность убедиться в лицемерии либеральной концепции свободы. В одном месте он пишет: «В конкурентном обществе у бедных гораздо более ограниченные возможности, чем у богатых, и тем не менее бедняк в таком обществе намного свободнее человека с гораздо лучшим материальным положением в обществе другого типа. При конкуренции у человека, начинающего карьеру в бедности, гораздо меньше шансов достичь богатства, чем у человека, унаследовавшего собственность; однако это не только возможно, но более того, конкурентный строй – единственный, где человек зависит лишь от самого себя, а не от милости сильных мира сего, и где никто не может помешать его попыткам достигнуть намеченной им цели» [7, с. 110].

Каким же образом бедный человек в рыночном обществе может достичь высот? Хайек этот вопрос оставляет без внятного ответа. Точнее, он говорит, что возможности вертикальной мобильности в обществе необходимо соблюдать, что должна существовать единая система образования, что отдельные лица и группы не должны иметь преимуществ. Но как этого добиться, если на следующей же странице Хайек повторяет, как священную мантру, свою излюбленную мысль: государство не должно контролировать жизнь индивидов, любое вмешательство – это ограничение свободы (например, «принцип прогрессивного налогообложения [когда богатые платят больше, чем малообеспеченные – С.К.] в целом противоречит принципу равенства перед законом» [8, с. 159]; «гарантированная защищенность одних оборачивается большей незащищенностью всех остальных» [5])!
В отношении сферы образования это означает, что государство не должно помогать выучиться детям из бедных семей (ведь это вмешательство в сферу «свободной конкуренции»!). А сможет ли человек без нормального образования найти работу по своему желанию, да еще и высокооплачиваемую? Получается замкнутый круг: если ты родился в бедной семье, тебе никто не поможет получить образование (не будем забывать, что оно при рыночном обществе платное), следовательно, ты будешь трудиться на низкооплачиваемой работе и не сможешь конкурировать с более образованными «белыми воротничками». Как можно после этого говорить о «свободе выбора» и возможности «достигнуть намеченной цели» – большая загадка.

Подробнее о связях между свободой и частной собственностью мы поговорим, когда будем рассматривать вопросы политической и экономической свобод при капитализме. Пока же сделаем предварительный вывод из приведенного разбора либеральных идей. Вопреки заверениям, что рынок подразумевает свободу, общество, в котором царит дух конкуренции и частной собственности, является жесткой кастовой системой. «Пропуском» в высшее общество служит тугой кошелек. Без него человек может довольствоваться скромным уделом – быть работником низкой квалификации с практически полным отсутствием перспектив пробиться наверх – как для себя, так и для твоих потомков. В сравнении с рыночным «тоталитарное» советское общество, где выходцы из бедных крестьянских и рабочих семей могли стать космонавтами, военачальниками и руководителями страны, выглядит куда более свободным: социальная мобильность в СССР была на порядок выше. Даже средневековый Китай, где чиновники отбирались с помощью экзаменов, выглядит с этой точки зрения обществом больших возможностей для широких слоев населения.

Таким образом, свободой, которую проповедуют либералы, в реальности может воспользоваться весьма ограниченный круг людей – небольшая кучка крупных собственников. Только они могут влиять на принятие важнейших политических решений, являются не объектами, а субъектами. Можно продолжить мысль и сказать, что значительно большее число людей – те, кто не вошел в эту избранную среду – наоборот, становятся в этом «царстве либеральной свободы» менее свободными. Это касается получения образования, выбора профессии, интеллектуального и духовного развития.

Как же совместить этот элитаризм либеральной идеологии, переходящий в жесткую кастовость, с уверениями рыночников, что от подобной свободы выигрывает все люди? Смотря кого подразумевать под словом «люди». Мы, выросшие в стране, сохранившей многие признаки традиционного общества, обычно думаем так: люди – это все, кто живет вокруг нас. Неважно, какой у них доход, и какого цвета глаза. Даже преступник – и тот, хоть оступившийся, но человек.

Так думают не все. Мы уже приводили высказывания Айн Рэнд, выдержанные в духе социального расизма. По ее мыслям, право на жизнь имеет только тот, кто победил в конкурентной борьбе и смог добиться положения и богатства. Другие идеологи либерализма стоят на схожих позициях. Особенно это бросается в глаза, когда они начинают делать экскурсы в историю. «…типичным состоянием человечества является тирания, подъяремность и приниженность. Западный мир в девятнадцатом и начале двадцатого века есть разительное исключение из общей тенденции исторического развития. В данном случае политическая свобода явно пришла вместе со свободным рынком и с развитием капиталистических учреждений. Оттуда же явилась политическая свобода греческого золотого века и начальных дней римской эры», – пишет Фридман [6, с. 10].

Ему вторит Хайек: «Идеал индивидуальной свободы был впервые сформулирован в античной Греции, и прежде всего в Афинах в пятом и четвертом веках до нашей эры. Некоторые авторы девятнадцатого столетия утверждали, что древние не знали принципа индивидуальной свободы в его современном виде. Ошибочность этого отрицания ясно опровергается таким, например, эпизодом, когда афинский военачальник в самый острый момент сицилианской экспедиции напомнил солдатам, что они воюют за страну, которая «дала им неограниченную свободу жить как кому нравится». У них была концепция свободы в рамках закона или такого положения дел, когда, как принято говорить, царствует закон… Закон столь основательно защищал частную жизнь от вторжения государства, что даже в период господства «тридцати тиранов» афинянин, оставаясь дома, пребывал в полной безопасности…Эти либеральные идеалы получили дальнейшее развитие прежде всего в философии стоиков, которые выдвинули концепцию естественного закона, ограничивающего власть любого правительства, и учили о равенстве всех людей перед законом, что выводило их учение за рамки города-государства. Греческие идеалы свободы дошли до современности прежде всего в трудах римских писателей… Европа получила в наследство от Рима ориентированное на индивидуума частное право, покоящееся на очень четкой концепции частной собственности… Традиции свободы в рамках закона сохранялись на протяжении всего средневековья и были подавлены на континенте только с началом нового времени и укреплением абсолютных монархий» [8, с. 133–134].

Идиллическая картина. Если, конечно, не принимать во внимание, что в самом демократическом из греческих полисов – Афинах – полноправные граждане составляли меньшинство. «Идеалами свободы» пользовались, по разным оценкам, от 5% жителей полиса (таковы минимальные данные, приводимые античным автором Афинеем, согласно которому, в IV в. до н.э. в Аттике проживало 21 тыс. граждан, 10 тыс. метэков – уроженцев других земель, сильно ограниченных в своих правах, и 400 тыс. бесправных рабов [9, с. 29]) до 43% (максимальные данные А.В. Гомма; впрочем, если считать только мужчин – женщины и дети в Афинах гражданскими правами не пользовались – даже эта, казалось бы, высокая цифра, сокращается до 10,8% [9, с. 57]). Таким образом, на одного полноправного гражданина приходилось несколько рабов, не имеющих никаких прав и свобод. Еще хуже обстояли дела в других греческих полисах. Например, в Спарте в 371 г. до н.э. на 7 тыс. спартиатов (полноправных граждан) приходилось 140–200 тыс. бесправных илотов [10, с. 70].
Аналогично и в Римской империи упомянутыми свободами мог пользоваться крайне ограниченный слой жителей. Не говоря уже о «традициях свободы», которые якобы сохранялись в Европе на протяжении всего средневековья. Известные нам даже из школьных учебников кровавые подавления крестьянских восстаний и нещадная феодальная эксплуатация уж точно не способствовали укреплению свободы и защите собственности подавляющего большинства жителей.

Не менее откровенной ложью являются и слова о «расцвете свободы» в XIX–начале XX вв. (в другом месте Фридман пишет, что либеральные экономические реформы XIX в. в Англии привели к «громадному повышению благосостояния масс» [6, с. 12]). Чтобы иметь представления о жизни простого населения (не аристократов и дельцов) в Британии того времени, достаточно вспомнить романы Диккенса и почитать свидетельства современников.
Например, в Англии в середи¬не XIX в. около 3 млн. человек жили в нищете и не имели никаких доходов. В одном из описаний, относящемся к 1851 г., говорится: «Как, например, живет рабочий народ в Манчестере? Рабочие, занятые на хлопчатобумажных фабриках, встают в 5 часов утра, работают на фабрике с 6 до 8 часов, потом… пьют жидкий чай или кофе с не¬большим количеством хлеба… и вновь работают до 12 часов, когда дается часовой перерыв на обед, состоящий обычно из вареного картофеля у тех, кто получает низшую заработную плату… Те, кто получает высшую заработ¬ную плату, присоединяют к этому мясо – по крайней мере, три раза в неде¬лю. По окончании обеда они вновь работают на фабрике до 7 часов вечера или позже, затем вновь пьют чай, часто с примесью спирта и с небольшим количеством хлеба. А некоторые второй раз едят вечером картофель или овсянку… Питающееся таким образом население живет скученной массой в домах, отделенных узкими, немощеными, зараженными улицами, в атмо¬сфере, пропитанной дымом и испарением большого мануфактурного горо¬да. А в мастерских они работают в течение 12 часов в день в расслабляющей, разгоряченной атмосфере, часто насыщенной пылью от хлопка, с нечистым воздухом от постоянного дыхания или от других причин, – будучи при этом заняты делом, поглощающим внимание и требующим неослабной затраты физической энергии в соперничестве с математической точностью, беспре¬станным движением и неистощимой силою машины… Домашним хозяйст¬вом рабочие пренебрегают, домашний уют им неизвестен… помещения грязные, неуютные, непроветривающиеся, сырые…» [11, с. 25–46].

К началу XX в. ситуация почти не изменилась. Согласно исследованию Ч. Бута «Жизнь и труд населения Лондона», более 30% четырехмиллионного населения британской столицы жили в бедности [12, с. 20–21].

На английских фабриках в 1820–1840-х гг. рабочий день за вычетом трех перерывов для приема пищи (1 час на обед и по 20–30 минут на завтрак и ужин) длился 12–13 часов. Распространенной становилась работа по вос¬кресным дням. Рабочий день был одинаков для мужчин, женщин и детей. Отпуска никому не предоставлялись. В условиях распространения машинного производства на фабриках по¬всеместным и массовым явлением стал дешевый детский труд. В 1839 г. 46% фабричных рабочих Великобритании не достигали 18-летнего возраста. В это число входили и малолетние дети. Официально признавалось: «Быва¬ют случаи, что дети начинают работать с 4-х лет, иногда с 5, 6, 7 и 8 лет в рудниках» (Цит. по [13]).

Даже избирательным правом – и тем пользовался крайне ограниченный слой населения (избирательная реформа 1832 г., хотя и увеличила количество жителей страны, обладающих правом голоса, оставила «за бортом» подавляющее большинство населения: из 16 млн. жителей избирательным правом пользовались лишь 652 тыс. человек; имущественный ценз – доход не меньше 10 фунтов стерлингов в год, обладание землей и домами  – полностью отсекал от участия в выборах рабочих и мелкую буржуазию), не говоря уже о прочих свободах и тем более благосостоянии!

Таким образом, говоря о тех или иных общественных явлениях и их влиянии на людей, идеологи либерализма упускают из виду до 9/10 населения. Для них люди – это крупные предприниматели, владельцы собственности. Это нужно помнить, когда слышишь речи о «всеобщем благе» либеральных свобод. Целью подобной «свободы» является создание максимально выгодных условий для владельцев крупной собственности. На Западе эта цель достигнута. Там государство служит интересам мощнейших корпораций, а политики превратились в обсуживающий персонал капитала. Правительства берут на себя долги банков и предприятий и принимают законы, только если они не затрагивают интересы крупного бизнеса.

А что же остается другим людям – подавляющему большинству населения, которое либо вынуждено наниматься на работу в крупные компании, либо, даже если владеет какой-то собственностью (например, небольшим кафе или лавкой), не имеет возможностей пользоваться привилегиями, которые обеспечили себе «акулы бизнеса»? Им теоретики либерализма бросают кость с барского стола, их свобода в корне отличается от свободы крупных собственников. Для тех, кто по тем или иным причинам оказался вне высшего класса (был более щепетилен в вопросах морали, отказывался «шагать по головам» ради выгоды), либеральная свобода – это свобода потреблять то, что произвели капиталисты. «Частная собственность на материальные факторы производства не является ограничением свободы всех остальных людей выбирать то, что подходит им лучше всего. Напротив, она является средством, которое дает в руки простого человека как покупателя верховенство во всех экономических делах. Это средство, побуждающее наиболее предприимчивых людей страны направлять все свои способности на удовлетворение потребностей всего народа», – пишет Людвиг фон Мизес [14, с. 191–204].

Это можно было счесть за истину, если бы в рыночном обществе сам человек решал, что ему покупать, что есть и что одевать. В действительности этот выбор совершает за него наличие/отсутствие денег в бумажнике (поскольку широкий ассортимент представленных на прилавках товаров вовсе не означает, что каждый в состоянии их себе позволить), а также пропаганда. Последняя включает в себя, во-первых, рекламу. Без нее немыслима капиталистическая экономика, в рекламу направляются огромные средства, призванные убедить человека в том, что без этого товара ему просто не прожить. Не только средства массовой информации, но и улицы городов, стены домов, даже художественные фильмы – все пропитано рекламой. В результате продукция, быть может, куда более качественная, но не столь «раскрученная» на рекламном рынке, обречена не дойти до потребителя. Потребитель выбирает то, что его заставили выбрать, навязали и заставили купить.

Во-вторых, пропаганда нацелена на предельное развитие в человеке мании потребления. Вся идеология рыночного общества заставляет обывателя приобретать то, без чего он может спокойно обойтись. Зачем человеку три автомобиля и трехэтажный дом? Разве это жизненно необходимо? Нет, но без этого ты не сможешь считаться успешным человеком, на тебя навесят ярлык «неудачника». Страх оказаться изгоем давит на человека с самого детства. У твоего отца нет новой иномарки, а у тебя – крутого айфона? Тебе очень сложно придется в школе. Ты до сих пор без автомобиля и собственного жилья? Ты не будешь пользоваться успехом у противоположного пола, а сверстники вряд ли примут тебя в свою компанию. Все решают деньги и покупательская способность, а не интеллектуальные и духовные качества – таковы законы общества потребления, которое усиленно строит либерализм.

Можно ли считать это свободой? Нет, это жесткая зависимость, своего рода рабство. Служит ли так называемая свобода потребления долгосрочным интересам человека и общества? Напротив, она разрушает внутренний мир человека, делает его либо бессердечным циником, либо неуверенным в себе невротиком. А в выигрыше остаются опять-таки корпорации. Они выпустили товар, навязали его тебе и получили прибыль. Вот и вся либеральная свобода, свобода для узкого круга.

Теоретики либерализма, к слову, не сильно скрывают, что их идеи направлены на формирование человека-потребителя, особи, озабоченной исключительно материальными, а не духовными проблемами. Мизес главной заслугой капитализма считает то, что он привел к беспрецедентному обогащению – когда «человек наслаждается комфортом, о котором состоятельные люди более ранних эпох не могли и мечтать» [14, с. 191–204]. То, что этим комфортом могут наслаждаться далеко не все даже в центрах капиталистической экономики, мы покажем ниже. Здесь важна расстановка приоритетов. Главное – потреблять!

Поэтому сильным фарисейским душком отдают следующие слова того же автора: «Капитализм не виноват в том, что массы предпочитают бокс постановке «Антигоны» Софокла, джаз – симфониям Бетховена, комиксы – поэзии» [14, с. 191–204]. Еще как виноват! Общество потребления низводит духовный и интеллектуальный уровень человека именно до комиксов, а капиталисты зарабатывают на этом миллиарды. Хайек и вовсе «умывает руки» в вопросах морали и этики: «Видимо, меньше оснований считать, что порожденное свободой быстрое интеллектуальное развитие привело также к росту эстетической восприимчивости; но либерализм никогда и не претендовал на влияние в этой сфере» [8, с. 167].

Всеми возможными путями либералы подводят нас к следующей мысли: чтобы быть свободным и счастливым, нужно, во-первых, самому быть эгоистом (и признать индивидуализм нормальным, единственно возможным положением человека среди других людей); во-вторых, быть обладателем частной собственности (либо, в ее отсутствие, не сомневаться в необходимости рыночной экономики – покорно наниматься в работники к бизнесменам и потреблять производимые ими товары); в-третьих, признать благотворность конкуренции во всех сферах жизни и безропотно следовать ее законам: ведь единственное, ради чего я существую, – это мое собственное благо, стало быть, всеми возможными путями я должен опередить, победить, обхитрить другого и стать первым.

Но как связаны между собой причина и следствие? Идеологи либерализма пускаются на самые изощренные ухищрения, чтобы уверить публику в аксиоматическом родстве свободы, счастья, самореализации человека с индивидуализмом, конкуренцией и господством частнособственнических, рыночных отношений. На самом деле родство это более чем сомнительно. Поэтому либералы поступают точно так же, как поднаторевший в своем ремесле рекламный агент. Они пытаются продать товар (то есть распространить свои идеи), обращаясь к самым сокровенным, самым чувствительным струнам человека. Таких сокровенных желаний, на самом деле, немного. В их числе, например, здоровье, жизнь без голода и лишений. И свобода. В сознании большинства людей эти ценности являются безусловно положительными. На этом и играют агенты-либералы, под маркой свободы и счастья пытающиеся навязать совсем иные, выгодные им установки.

Подобный ход чрезвычайно распространен в сфере политических технологий как один из эффективных методов манипуляции сознанием – паразитирование на популярных понятиях и терминах. С детства подросток слушает и читает рассказы о борьбе предков за свободу против жестокого врага (например, о борьбе с печенегами, половцами, татаро-монгольской ордой, крестоносцами, Наполеоном, немецко-фашистскими полчищами), проходит эти темы на уроках истории, сочувствует крепостным крестьянам, которых покупали и продавали как скот… В результате свобода начинает пониматься как нечто святое, необходимое, важное.
И вот тут появляется лукавый либерал, который начинает объяснять, что свободы не бывает без эгоизма, конкуренции и рыночной экономики. Кто-то сразу раскусывает несостоятельность подобных причинно-следственных связей (попробовали бы наши прадеды одолеть супостата, живи в них индивидуалистский дух!), а кто-то принимает их на веру. Так вместе с привычной, не вызывающей отторжения оболочкой заглатывается и начинка-паразит.

В действительности, индивидуализм, конкуренция и частная собственность не только не приводят к свободе и максимальной реализации потенций человека, а наоборот, лишают его свободы выбора, превращают человека в бездушный механизм, ввергая его в бездну деградации, бессмысленности существования и, как печальный итог, самоуничтожения.
В самом основании либеральной концепции свободы лежит ложный и опасный довод о благе эгоизма и конкуренции для развития человеческого рода. Если подобная идеология станет доминирующей на Земном шаре, будущее человечества (да и в целом, жизни на планете) окажется под серьезной угрозой. Дело в том, что не индивидуализм и взаимная вражда (пусть и называемая «цивилизованным» термином «конкуренция»), а солидарность, взаимопомощь и альтруизм являются законом развития всего живого на Земле, двигателем эволюции и условием возникновения человека.

 

 

Источник

 

Поделиться

Комментарии (11)

  • Сергей

    15 май 2017

    Ответить

    Автор правильно пишет о том, что в буржуазном обществе произошла подмена понятий. Рабство выдаётся за свободу. Однако в статье практически ничего не говорится о том, что представляет собой истинная свобода.
     
    Главным понятием, характеризующим состояние человеческого общества, является свободы, которая в силу ряда причин пока не получила чёткого определения.
        Неопределённость по отношению к этому понятию, а как следствие, - невозможность практического воплощения его в жизни общества, состоит в том, что философы (каждый в своё время) пытались определить его через другие столь же неопределённые понятия. Например, Спиноза, Маркс и другие, так или иначе, связывали понятие свободы с познанием необходимости, хотя познание таковой в реальной жизни субъективно для каждого индивида. Гегель также рассматривал свободу как диалектический синтез личной свободы и необходимости. Что представляет собой такой синтез, видимо, хорошо было известно одному Гегелю. Возможно, что некоторые весьма одарённые люди в общих чертах догадывались, что стоит за этим определением, однако это обстоятельство никоим образом не сопутствовало тому, чтобы оно было принято всеми и использовалось в повседневной жизни. Кант же, следуя своей традиции отличаться от всех, придавал ей смысл, как свободе воли следовать внутреннему моральному закону, что также не добавляет определённости этому понятию. Внутренний закон индивида своим существованием обязан обстоятельствам, сопутствующим ему на жизненном пути. В качестве примера можно привести приверженность буржуазных либералов липовым буржуазным ценностям. 
     
       Перед тем как дать определение понятию свободы в обществе, нужно сначала рассмотреть два других понятия, связанных с ним. Это понятия управления и доминирования (господства). Очевидно, что управление, отличается от доминирования тем, что первое в отличие от второго должно имеет обратную связь в виде контроля, что исключает доминирование.
     
       Теперь можно дать определение свободы в обществе.
     
    Свобода в обществе означает отсутствие доминирования кого-либо в чём-либо.
     
     
       В отсутствие контроля управление становится доминированием, что приводит к господству одних людей над другими. Потребность в управлении возникла вследствие обобществления и разделения труда, что благодаря синергетическому эффекту многократно повысило производительность труда, но таило в себе скрытую угрозу доминирования управленцев. Недопущение в обществе доминирования требует контроля в виде демократических процедур на всех уровнях управления и во всех сферах деятельности. Главной сферой деятельности, конечно же, является экономическая деятельность, поскольку абсолютное большинство людей большую часть жизни (не считая сна) проводят на работе. Поэтому демократия начинается в сфере экономики.  Демократизация экономической жизни общества, по вполне понятным причинам, невозможна в условиях частной собственности на средства производства, то есть при капитализме. Невозможна она и при социализме, построенном по «лекалам» Маркса, Ленина и Сталина, так как государственная собственность, система назначений сверху и директивно-плановая экономика, мягко говоря, не способствует этому. Она возможна лишь в условиях смешанной экономики, общенародной собственности и при организации социалистического рынка труда. Последнее означает демократическое научно обоснованное распределение доходов между работниками предприятий и периодическое перераспределения всех должностей по результатам труда каждого работника.
     
        На начальном этапе такого устроения экономики будет нелегко. Свобода не подарок, её нужно заслужить.  Однако впоследствии будет значительно легче и всё со временем станет хорошей доброй традицией, что создаст культуру демократического управления у широких масс трудящихся. Только тогда возникнут условия для организации народовластия в стране, принципы которого я изложил в статье «Что такое социализм?». Не буду повторяться.
     
        В чём проявляется здесь свобода? Управленец кого-либо уровня, избранный рабочим коллективом, свободен в своих действиях до тех пор, пока внутренний моральный закон в нём или внутренний голос его не подскажет ему такое, что будет расценено окружающим его коллективом как нечто, не отвечающее общим задачам и интересам. Это и есть демократический контроль, который не позволит управлению становиться доминированием. Если же внутренний голос подсказывает ему всё правильно, то он будет свободен в своём управлении, как птица в полёте. Политическая система при  народовластии устроена аналогично, правда, там демократический контроль над управленцами разных уровней осуществляется уже общественными организациями, куда избираются представители от народа.
     
       К чему приводит отсутствие свободы (наличие доминирования) в обществе?
    В буржуазном обществе это приводит к крайне низким темпам экономического развития из-за экономических и финансовых кризисов с последующей стагнацией; к мировой экологической катастрофе вследствие неразумного использования природных ресурсов; к безработице и инфляции; к чудовищно несправедливому распределению доходов в обществе; к коррупции и кумовству; к формированию властной бюрократической системы и олигархии; к буржуазному праву, защищающему законами интересы капитала и власть имущих; к формированию духа потребительства через вездесущую рекламу; к двойным и тройным стандартам в политике; к мировому террору; к региональным и мировым войнам; наконец, к моральному разложению населения капиталистических стран.
     
       При тоталитарном социализме по Марксу и Ленину этот список несколько короче, но главное в том, что такой социализм непременно приводит к реставрации капитализма со всеми его «прелестями» вследствие наличия в обществе группового доминирования (партии и партийного государства с его номенклатурой).
    Верные марксисты-ленинцы никак не могут понять, что при системе, реализованной в СССР с лёгкой руки Маркса и Ленина, нельзя создать того качества власти и всего общества, которое позволило бы решать те грандиозные задачи, которые они ставят перед собой. Трагедия же, повторяющаяся дважды, превращается в фарс.  Задачи эти могут быть решены только в свободном обществе.      
       
    Если в обществе существуют условия для доминирования, то это доминирование не только наступит, но и расширится, принимая при этом уродливые формы.    

  • Сергей

    15 май 2017

    Ответить

    Извините, ....... является свобода, которая..... 

    • Алексей

      18 май 2017

      Ответить

      Сергей,  предлагаю совместно начать возводить конструкцию государства на законах Природы. Если Вы согласны, обратитесь к администрации Сайта за моим Е-mail, я даю согласие.  Дальнейшее - посредством эл. почты. Жду два дня. 

  • Сергей

    18 май 2017

    Ответить

    Сами назначим себя президентом и премьер-министром Всея Руси и начнём!
     
    Судя по Вашей решительности, мне в этом тандеме будет отводиться скромная роль премьер-министра.

  • Сергей

    03 июн 2017

    Ответить

    Если рассматривать понятие свободы традиционно, как это делали стоики в древней Греции или философы-иррационалисты (Шопенгауэр, Ницше) в Европе, то, как детерминизм (полное отрицание свободы), как и волюнтаризм (полное отрицание детерминизма) есть не что иное, как метафизические преувеличения, свойственные конечному человеческому разуму. С позиции мироздания свободы нет и всё детерминировано, с позиции человеческого разума свобода существует и выражается в свободе выбора, поскольку человек не знает и не может знать будущего. Эти два противоположных утверждения в качестве диалектического синтеза имеют как раз понятие свободы. Если даже субъект понимает, что всё жёстко предопределено Провидением, то, не зная этого предопределения, но, имея выбор из нескольких возможностей, он будет пытаться следовать ему, занимая активную позицию. В этом воплощается свобода, так как есть выбор и активная позиция. Иисус Христос пришёл, чтобы дать людям ту активную позицию в этом выборе, которая соответствует Божественному Предопределению для человечества.
    Если же люди не следуют ей, то в качестве наказания получают то развитие общества, которое заслуживают.
     
    Такой подход позволяет рассматривать теодицею в несколько другом свете.    

  • Сергей

    04 июн 2017

    Ответить

        Ещё одно замечание по поводу свободы. Если установки Иисуса Христа вносят ясность относительно свободы на личностном уровне, то реализация её на уровне общественном требует дополнительно такой организации общества, которая обеспечивала бы отсутствие условий для доминирования кого-либо в чём-либо. Это требование существенно, поскольку далеко не все члены общества сразу будут готовы относиться друг к другу по-христиански. Установление таких правил со временем войдёт в добрую традицию и изменит в лучшую сторону всё общество. 

  • Сергей

    04 июн 2017

    Ответить

         Последнее замечание по поводу свободы, которое акцентирует неразрывную связь между личностной и общественной свободой.
        Французский буржуазный философ Жан-Поль Сартр, анализируя понятие свободы, приходит к неверному выводу. Он утверждал, что свобода выбора (личностная свобода) выражается лишь тогда, когда личность вынуждена выбирать из двух равновеликих возможностей, которые могут быть одинаково неудовлетворительными. Для доказательства этого утверждения приводит пример. Сын живёт со своей матерью и воспитан в почитании семейных ценностей. Началась война, и ему приходится выбирать, остаться с престарелой больной матерью или идти воевать.
        Если он уйдёт на войну, то будет мучиться, так как бросил мать, если останется с матерью, то будет испытывать угрызения совести, как предатель и дезертир.
        Возражение Сартру заключается в том, что сын в такой ситуации принципиально не может сделать свободный выбор, так как выбор относительно его будущего сделан теми, кто развязал войну, то есть на общественном уровне. Сын в таком случае будет рабом обстоятельств, каков бы выбор его ни был. Если же имеется свобода на общественном уровне не только в его стране, но и в других странах, то война станет невозможной и освободит людей от необходимости делать подобного рода выбор.
     
       Поэтому общественная свобода предполагает наличие личной свободы и наоборот, личная свобода подразумевает наличие общественной. 

  • Игорь

    06 июн 2017

    Ответить

    Для Сергей
    >В чём проявляется здесь свобода? Управленец кого-либо уровня, избранный рабочим коллективом, свободен в своих действиях до тех пор, пока внутренний моральный закон в нём или внутренний голос его не подскажет ему такое, что будет расценено окружающим его коллективом как нечто, не отвечающее общим задачам и интересам. Это и есть демократический контроль, который не позволит управлению становиться доминированием.
     
    Так что тут является демократическим контролем - внутренний голос, что-ли? 

  • Сергей

    06 июн 2017

    Ответить

    Например, двойная бухгалтерия, откаты, сокрытие важной информации от коллектива и т. д.
    В настоящее время всё это сходит с рук начальству, пока не заинтересуются правоохранительные органы. Такие злоупотребления творятся повсеместно, однако  правоохранительным органам не до этого, а коллектив хоть и в курсе, но ничего поделать не могут.   

  • Игорь

    06 июн 2017

    Ответить

    Для Сергей
    >В настоящее время всё это сходит с рук начальству, пока не заинтересуются правоохранительные органы. Такие злоупотребления творятся повсеместно, однако  правоохранительным органам не до этого, а коллектив хоть и в курсе, но ничего поделать не могут.   
     А в Вашей системе это как будет преодолено?
     
     
     

  • Сергей

    06 июн 2017

    Ответить

    Это достигается организацией общества во всех аспектах своего бытия. Принципы такой организации я изложил в статье "Что такое социализм?". 

Ответить Сергей Отменить

Ваш e-mail не будет опубликован. Поля обязательные для заполнения *