ПЛАМЯ ДУШИ ТВОЕЙ

soiz [1231402]

 Юрий Лоза: «В 1991 году я был ярым «ельцинцем». А к 1993 году понял, во что все вылилось. Лично мне стало понятно, что страна сделала катастрофическую ошибку. Сейчас я считаю, что и Ельцин был враг, и Гайдар, и Чубайс и все иже с ними — это враги России. Эти люди одним махом отбросили страну на несколько десятилетий назад. Исторически Советский Союз двигался в правильном направлении. Социалистический строй с экономической точки зрения более перспективен и позитивен, чем капитализм. Это я не как музыкант, а как экономист говорю. Темпы, которыми развивался Советский Союз, были самыми быстрыми в мире, и если бы нам не мешали, не ставили палки в колеса, если бы мы не втянулись в гонку вооружений, то страна сейчас была бы совершенно другой. Нас же в итоге, по сути, «купили» за «сникерсы», джинсы да жвачку!» 

…Мы можем бесконечно долго обвинять Горбачева и Ельцина, но нам крайне важно осознать свою вину, ибо в ней кроется тайна того, почему мы сейчас так беспомощны.

Я пишу о наших российских проблемах: о разрухе в промышленности, образовании, здравоохранении… И возникает какое-то ощущение, что этого недостаточно. Можно бесконечно перечислять ужасы и ужасики нашей жизни, но есть в этом какая-то тупиковая безысходность.

Можно сколько угодно говорить о недоброжелателях русского народа, перечислять все их злодейские дела и нехорошие качества. Но в какой-то момент это становится похоже на историю с мальчиком, которого все время колотит на улице хулиган. Мальчик приходит домой с разбитым носом, хнычет, растирает по лицу кровь пополам со слезами и рассказывает матушке, какой злой, плохой проказник его побил. Один раз так приходит, другой, и в конце концов возникают вопросы: а в чем дело? С хулиганом все ясно, он от своей практики получает удовольствие. А что не так с мальчиком? Он боится дать отпор хулигану? Тогда надо закалять волю. Он слабее, чем хулиган? Надо идти в спортзал и качать мышцы! Он не умеет драться? Надо записаться в секцию и овладеть приемами рукопашного боя. Но нельзя все время хныкать и жаловаться, надо что-то понять о себе и измениться!

На январь 2010 года в России насчитывалось 1,36 млн учителей. Если бы эти учителя в ответ на реформы уничтожающие образование просто одновременно топнули ногой – министр образования бы подпрыгнул. Если бы вместе с учителями топнули бы и родители школьников – губительные реформы бы остановились. Но вместо солидарной реакции – есть тихий писк, который способен не испугать, а только рассмешить.
Народ, пока он жив, подобен единому организму. Куда не ткни иголкой человеческое тело – будет больно всему организму. И если народ утрачивает ощущение общей боли – он уже не народ, а просто россыпь не связанных индивидуумов: единый организм умер, распался на гниющие фрагменты…

Мы можем бесконечно долго рассказывать истории о том, как нас обманули, обвели вокруг пальца в годы перестройки, о том, каким был коварным Горбачев со своей командой, но во всех этих историях будет не хватать ответа на вопрос – а где были все мы? Миллионы людей, которые смотрели на это предательство и молчали. Команда Горбачева – это ничтожное меньшинство, его можно было бы остановить, но ведь не остановили. Что случилось с нами?

Мы можем бесконечно долго обвинять Горбачева и Ельцина, но нам крайне важно осознать свою вину, ибо в ней кроется тайна того, почему мы сейчас так беспомощны.

В чем православный смысл покаяния? Читаем в «Нравственном богословии»: «Что значат слова «покайтесь», «покаяние»? Многие представляют себе, что это битье головой об пол, сопровождаемое громким плачем. Это не совсем правильно. Прп. Пимен Великий отвечал так: «Покаяться — значит сознаться в грехах своих, оставить грехи свои и уже более не возвращаться к ним». Покаянию всегда сопутствует размышление над смыслом жизни, переоценка пройденного пути, признание совершенных ошибок. При покаянии происходит процесс формирования нового миросозерцания. Поэтому еще одно определение покаяния – внутреннее изменение человека (по-гречески покаяние – «метанойя», что переводится как «изменение ума»). Все эти определения включают в себя один существенный момент – фундаментальную внутреннюю перемену. Если перемена к лучшему произошла – значит, покаяние состоялось, нет перемены к лучшему – значит, покаяния не произошло, даже если удары головой и громкий плач имели место».

Вот в чем суть: покаяние – есть переосмысление своей жизни для фундаментальной перемены! И пока мы сами перед собой не обнажаем своих ошибок – эту перемену совершить невозможно. Главный признак выздоровления психически больного человека – это осознание им своего безумия. До тех пор пока пьющий человек не признается сам себе, что он алкоголик – он не может бросить пить.

Что в нас было не так? Есть такая американская комедия «Майор Пэйн»: безжалостного солдафона направляют воспитателем в кадетскую школу и у него в подчинении оказывается с десяток подростков-разгильдяев, которые всячески стараются демонстрировать свою независимость. И первым делом майор обривает их наголо. Женщина воспитатель, испытывающая ужас от таких армейских приемов педагогики, спрашивает: «Зачем Вы это сделали?», а майор говорит очень интересную фразу: «Они должны заслужить то, что имеют…»

Я обдумывал эту статью, и понял, что фраза американского киногероя прекрасно объясняет характер нашего поколения, которое проиграло мировую битву: мы не заслужили то, что имели… Мы получили от предшествующих поколений много благ, которые не могли оценить по достоинству потому, что их не заслужили, не заработали, получили даром. Мы считали, что это некая данность, нечто само собой разумеющееся, хотя наши деды и отцы, наши бабушки и матери их оплатили своим потом и кровью. А мы были уже неблагодарным поколением непуганых идиотов, которое конечно же не могло не проиграть – бездарно и бессмысленно. Сейчас, годы спустя, я вспоминаю своих друзей брежневских времен, то, чем они жили, чем, так сказать, дышали, и понимаю, что мы были поколением обреченным на поражение. Было утрачено понимание того, в каком государстве мы живем, суть его идеологии, ориентиры, ощущение угроз. Это поколение уже было готово, чтобы побежать за крысоловом Горбачевым под его дудочку…

Блок пишет в поэме «Возмездие»:

Там, в сером  и гнилом тумане, 
Увяла плоть, и дух погас, 
И ангел сам священной брани, 
Казалось, отлетел от нас…

Дух священной битвы жил в Великую Отечественную войну, он звучал в песне «Вставай, страна огромна!». И благодаря этому сознанию мы победили. Но в благополучные и гниловатые годы огонь угас… А в чем заключалась эта брань?

Есть документальный сериал британского историка Кеннета Кларка «Цивилизация». В серии о взлете науки в Англии, автор в заключение добавляет, что всем оптимистическим надеждам, связанным со взлетом нового, индустриального общества, не суждено было оправдаться, и благодаря капитализму восторжествовало новое варварство. Капитализм, обеспечивший технологический рывок, превратился в коварную ловушку для человечества. Я приведу небольшой отрывок из статьи, найденной в Живом журнале: «Производи-потребляй-производи-потребляй. Ради «экономики» в жертву принесено все. Тебя потребляют на работе — наемное рабство. После работы тебя потребляют как потребителя. Выйти из этого колеса невозможно — будешь выкинут системой на помойку. Ты потребляешь вещи, но и сам по сути вещь. Тебя потребляют не только другие «люди», но и вещи. На каждом из нас стоит ценник. Выслужившая свое вещь выкидывается на помойку. Если ты не работаешь, то меньше потребляешь. Ты уже не просто балласт, ты — враг системы, поскольку оторвался от нее (например, пенсионер). Поэтому пенсионер — настоящий экстремист и должен быть изолирован и как можно быстрее исчезнуть с этого «праздника» потребления. Товарное производство — производство не для блага людей и блага Планеты, а для продажи, наживы — это то, что уничтожает Планету и человечество. Деньги здесь важнее не только отдельного человека, но и всего человечества и планеты Земля в целом. Для наживы производят не только колбасу без мяса, одноразовые вещи, отвозят сотнями тысяч в лесополосу, режут детей на органы, но и развязывают войны, уносящие десятки миллионов жизней (выгодно!, все же для семьи стараются!), проводят геноцид, поставили в планы уничтожение 6 млрд. «лишнего» населения на Планете».

Давайте отстраненно взглянем на новую капиталистическую экономику «реформированной» России и зададимся вопросом: что она производит? Товары? Нет, практически не производит, они закупаются за рубежом, в то время, как заводы закрываются и разрушаются. Тогда что? Российская экономика производит бессмыслицу и чувство усиливающейся безысходности. Ее смысл в том, что она изнуряет, изматывает и разрушает человека.

В начале прошлого века Россия совершила побег из этого бесчеловечного царства бессмыслицы. И случилось чудо – наша страна проделала брешь в тюремной стене, сквозь которую люди могли вырваться на свободу из темницы. Лучшие чаянья русского гения совпали с запросом всего человечества и мы стали мировой осью. И князь мира сего бросил колоссальные силы, чтобы этот проект провалился, а брешь в тюремной стене была заделана. Но мы бы устояли – если бы не капитулировали…

У меня нет места для подробных описаний и размышлений, поэтому я прибегаю к ярким символам. Мне смутно запомнился советский фильм, циничный герой которого напевал переиначенные строчки известной песни: «А я еду, а я еду за деньгами, за туманом едут только дураки».

Была такая советская песня, написанная и исполненная Юрием Кукиным:

Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак.
Припев:
Люди сосланы делами, люди едут за деньгами,
Убегают от обиды, от тоски…
А я еду, а я еду за мечтами, 
За туманом и за запахом тайги. 
Понимаешь, это просто, очень просто
Для того, кто хоть однажды уходил.
Ты представь, что это остро, очень остро:
Горы, солнце, пихты, песни и дожди.
Припев:
И пусть полным-полно набиты мне в дорогу чемоданы:
Память, грусть, невозвращенные долги…
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги.

Сейчас в интернете стало многое доступно и я выяснил, что кто-то в свое время написал пародию на романтическую песню Юрия Кукина:

Что-то странное творится между нами.
Только я один, похоже, не чудак.
Я гоняюсь за деньгами, за деньгами
И со мною вам не справиться никак.
Люди пьяные дурманом, люди едут за туманом,
Люди полные фантазий и тоски,
А я еду, а я еду за деньгами.
За туманом едут только дураки.
Понимаете, как глупо и неостро
От проблемы постоянно убегать,
Поселяться в глухомань или на остров,
В робинзоны по-ребячески играть,
Собирать неперестанно
В путь-дорогу чемоданы,
От себя себя пытаться увести.
А я еду, а я еду за деньгами.
За туманом едут только дураки.
Начитался ты романов, и, наверно,
Тебе хочется любовь свою найти.
Затеряешься в тумане безразмерно,
Постоянно спотыкаясь на пути.

Выкинь дурь из своих планов,
Не гоняйся за туманом,
Свой покой и свой рассудок сохрани,
И со мною отправляйся за деньгами.
За туманом едут только дураки.

Автора пародии мне обнаружить не удалось, но можно пофантазировать – кем создавались такие вот перлы. Однако не это главное. Песня Юрия Кукина, ее пафос, возможно, не идеален. Но эти два текста, тем не менее, выглядят как два манифеста. Для того, чтобы ехать за туманом – требуется особое состояние души. С тем же, кто едет за деньгами – все окончательно ясно. Пародия – манифест потухших душ, угасших сердец, не способных уже понять то, что не имеет денежного выражения. История с песней советского романтика – прекрасно иллюстрирует, что с нами произошло. В этой пародии – в сжатом виде весь дух, весь замысел «перестройки» и «реформ». У нас отрезали крылышки, выбили всяческий романтизм, и загнали в вонючий хлев… Но загнали нас туда потому, что в нас уже была эта голодность, эта страстная жажда покатиться за деньгами. И мы покатились…

С. Кургинян пишет о «метафизическом падении» советского народа, прибегая к библейскому символизму продажи первородства за чечевичную похлебку: «Те кто обрушили СССР адресовали обществу два послания. Первое: «Ваше первородство настолько тухлое, что хуже некуда. Сталин убил десятки миллионов людей, а всего убили почти 100 млн. человек. Каждый день в СССР убивали. Всех топтали, унижали, и если вы будете держаться за это первородство, то вы сумасшедшие». Но был и второе послание, не менее важное: «А зачем вам вообще нужно первородство? Один день живем! Дайте, наконец, просто пожить. Откуда эти бредни о том, что необходимы какие-то идеалы? Не этой ерундой живем!» Оба эти послания проникли в сознание соотечественников и в итоге они отказались от своего первородства. Идеальное рухнуло — ради приобретений материального характера, ради процветания, ради большего количества чечевичной похлебки в корыте. Наши граждане, отбросив первородство, совершили метафизическое падение и этим завершили первый этап своей мистерии. Но возник и второй этап — этап расплаты. Потому, что когда ты продаешь свое первородство за чечевичную похлебку, то эта похлебка — медленно или быстро — начинает исчезать. Так действует князь мира сего».

Идеальное было признано чепухой, которая не заслуживает внимания: «За туманом едут только дураки». И идеальное было изгнано из нашего общества – ради вполне реальных, материальных денег. И как только это произошло — все треснуло и рассыпалось. Потому, что удивительным образом оказалось, что все держится именно на идеальном – идея государства, идея народа, идея Родины. И в условиях чистой меркантильности это все рассыпается в прах… Связи разорвались – между властью и народом, между гражданами страны. И мир сжался до размеров индивидуальной, частной жизни, в которой обособленный атом ведет обреченную борьбу за существовании в сужающемся поле возможностей. Утрачена связь с прошлым, будущее настолько пугающее, что о нем страшно думать. Жизнь сузилась до настоящего момента: «Лишь бы ночь продержаться, да день простоять – а там будь что будет!»… Но самое главное – страшное ощущение бессмыслицы, которая отравляет жизнь, потому, что ответа на вопрос «а зачем это все надо?» уже нет, ведь ответ на такой вопрос и относится к сфере идеального…

У Льва Толстого есть удивительное по своей откровенности и пронзительности произведение – «Исповедь», в которой им описывается пережитый душевный кризис, когда на пике своей карьеры он вдруг пережил утрату смысла жизни и испытывал такое искушение перед самоубийством, что боялся брать с собой на прогулку охотничье ружье. В конце этого текста он приводит описание глубокого по своему символическому значению сна:

«Вижу я, что лежу на постели. И мне ни хорошо, ни дурно, я лежу на спине. Но я начинаю думать о том, хорошо ли мне лежать; и что-то, мне кажется, неловко ногам: коротко ли, неровно ли, но неловко что-то; я пошевеливаю ногами и вместе с тем начинаю обдумывать, как и на чем я лежу, чего мне до тех пор не приходило в голову. И наблюдая свою постель, я вижу, что лежу на плетеных веревочных помочах, прикрепленных к бочинам кровати. Ступни мои лежат на одной такой помочи, голени — на другой, ногам неловко. Я почему-то знаю, что помочи эти можно передвигать. И движением ног отталкиваю крайнюю помочу под ногами. Мне кажется, что так будет покойнее. Но я оттолкнул ее слишком далеко, хочу захватить ее ногами, но с этим движеньем выскальзывает из-под голеней и другая помоча, и ноги мои свешиваются. Я делаю движение всем телом, чтобы справиться, вполне уверенный, что я сейчас устроюсь; но с этим движением выскальзывают и перемещаются подо мной еще и другие помочи, и я вижу, что дело совсем портится: весь низ моего тела спускается и висит, ноги не достают до земли. Я держусь только верхом спины, и мне становится не только неловко, но отчего-то жутко. — Тут только я спрашиваю себя то, чего прежде мне и не приходило в голову. Я спрашиваю себя: где я и на чем я лежу? И начинаю оглядываться и прежде всего гляжу вниз, туда, куда свисло мое тело, и куда, я чувствую, что должен упасть сейчас. Я гляжу вниз и не верю своим глазам. Не то что я на высоте, подобной высоте высочайшей башни или горы, а я на такой высоте, какую я не мог никогда вообразить себе. Я не могу даже разобрать — вижу ли я что-нибудь там, внизу, в той бездонной пропасти, над которой я вишу и куда меня тянет. Сердце сжимается, и я испытываю ужас. Смотреть туда ужасно. Если я буду смотреть туда, я чувствую, что я сейчас соскользну с последних помочей и погибну. Я не смотрю, но не смотреть еще хуже, потому что я думаю о том, что будет со мной сейчас, когда я сорвусь с последних помочей. И я чувствую, что от ужаса теряю последнюю державу и медленно скольжу по спине ниже и ниже. Еще мгновенье, и я оторвусь. И тогда приходит мне мысль: не может это быть правда. Это сон. Проснись. Я пытаюсь проснуться и не могу. Что же делать, что же делать? — спрашиваю я себя и взглядываю вверх. Вверху тоже бездна. Я смотрю в эту бездну неба и стараюсь забыть о бездне внизу, и, действительно, я забываю. Бесконечность внизу отталкивает и ужасает меня; бесконечность вверху притягивает и утверждает меня. Я так же вишу на последних, не выскочивших еще из-под меня помочах над пропастью; я знаю, что я вишу, но я смотрю только вверх, и страх мой проходит. Как это бывает во сне, какой-то голос говорит: «Заметь это, это оно!» и я гляжу все дальше и дальше в бесконечность вверху и чувствую, что я успокаиваюсь, помню все, что было, и вспоминаю, как это все случилось: как я шевелил ногами, как я повис, как я ужаснулся и как спасся от ужаса тем, что стал глядеть вверх. И я спрашиваю себя: ну, а теперь что же, я вишу все так же? И я не столько оглядываюсь, сколько всем телом своим испытываю ту точку опоры, на которой я держусь. И вижу, что я уж не вишу и не падаю, а держусь крепко. Я спрашиваю себя, как я держусь, ощупываюсь, оглядываюсь и вижу, что подо мной, под серединой моего тела, одна помоча, и что, глядя вверх, я лежу на ней в самом устойчивом равновесии, что она одна и держала прежде. И тут, как это бывает во сне, мне представляется тот механизм, посредством которого я держусь, очень естественным, понятным и несомненным, несмотря на то, что наяву этот механизм не имеет никакого смысла. Я во сне даже удивляюсь, как я не понимал этого раньше. Оказывается, что в головах у меня стоит столб, и твердость этого столба не подлежит никакому сомнению, несмотря на то, что стоять этому тонкому столбу не на чем. Потом от столба проведена петля как-то очень хитро и вместе просто, и если лежишь на этой петле серединой тела и смотришь вверх, то даже и вопроса не может быть о падении. Все это мне было ясно, и я был рад и спокоен. И как будто кто-то мне говорит: смотри же, запомни. И я проснулся».

Это очень яркий символ: если смотреть вверх – на свой идеал, то не сорвешься в пропасть! Оказывается, то идеальное – самое насущное, самое необходимое, чтобы удержать равновесие и не сорваться в бездну небытия.

Республика в переводе с латыни – общее дело. Общая цель, общий идеал собирает народ в целостность, рождает жертвенность, без которой невозможна национальная жизнь. Горение высокого идеала помогло нам вырваться из государственной катастрофы в начале прошлого века, победить в страшной войне, первыми выйти в космос. И только идеал может помочь подняться из грязи. Как человек может выбраться из житейского болота, из той трясины, что его затягивает? Только если он ухватится за высокий идеал и начнет к нему подтягиваться. Это единственная возможность превзойти собственную слабость и ограниченность. И это единственный путь нашего спасения.

Сергей Кургинян пишет: «Как вообще выглядит проблема людей, отказавшихся от идеала, которые снова должны восстанавливать себя после этого отказа? Если чашку уронили, и она разбилась, то после этого, вы, конечно, можете ее склеить, но ведь это же поломанная чашка! Она не выдержит нагрузок. А если поломался металлический предмет, например, шпага, что можно сделать? Сварить эти фрагменты? Но ведь это же уже будет не шпага, а бесполезный предмет, которым можно ковыряться в песке, но сражаться невозможно. Что же тогда можно сделать? Можно сделать только одно: развести огонь, взять металл от этой шпаги, расплавить его и заново из этого металла выковать новую шпагу. Но ведь что такое огонь в этом символе? Это великая любовь. Это великое страдание. Это способность человека к очень сильным, очень глубоким переживаниям случившегося. Если человек к этим переживаниям способен, и может соединить эти переживания с умом, тогда у него есть шанс. Если он будет только переживать, то сгорит в этих переживаниях, сломается, сойдет с ума. Многие уже выгорели. А если будет только ум – тоже ничего не произойдет. Но если соединится одно с другим – вот тогда есть шанс. Человек еще более сложная система, чем поломанная шпага. Он на порядки сложнее. Вопрос заключается в том, в какой степени воля и ум работают ради цели, какова глубина желания. Потому, что преобразующей силой обладает только страсть. Научить человека идти определенным путем можно, но научить его хотеть – на три порядка труднее. Поломанное существо очень часто теряет способность хотеть. И это следующая стадия падения. Потом оно начинает хотеть только низкого, а потом просто сворачивается в позу зародыша.

Никакая новая ностальгия: «ах, ах, ах, как у нас много отняли социальных возможностей!», – сама по себе ничего не сделает. Сделать что-то можно только в том случае, если загорится огонь. Огонь страстного переживания, огонь страстной любви».

У меня иногда спрашивают: «Ну вот Вы пишет как плохо, а что же делать?» Люди думают, что выход находится где-то во внешнем мире, должен быть какой внешний план, который будет как-то работать. А секрет скрывается внутри каждого из нас. Мне понравилась фраза, которую я прочитал у Ошо: «Ты должен жить страстно, самоотверженно. Ты должен поджечь свой факел с обоих концов — тогда и одно-единственное мгновение будет ценнее целой вечности. Только так можно жить!»

Надо гореть самому и зажигать своим пламенем других. И тогда произойдет чудо искупления и возрождения…

http://worldcrisis.ru/crisis/2291162

Поделиться