(Из книги «РУССКАЯ МЫСЛЬ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ»)

Каждому, кто хотя бы время от времени смотрит телевизор, читает антисоветские газеты («других-то нет…») или Интернет, очевидно, что главным предметом ненависти идеологов существующей власти является образ И.В. Сталина.

Конечно, у них есть и другие «антигерои» – в их числе и В.И. Ленин, но ненависть к Ленину не носит столь всеобъемлющего характера, его фигура скорее замалчивается, принижается. Сталин же не замалчивается, «антисталиниана» не прекращается ни на минуту вот уже более двадцати лет, и участие в ней принимают все работники идеологического фронта – писатели, кинематографисты, телевизионщики, чиновники от культуры и даже сами президент и премьер-министр (см. их недавние «антисталинские» заявления, многократно озвученные и прокомментированные в прессе).

В чём причина столь воспалённой ненависти власть имущих к, казалось бы, давно почившему историческому деятелю, принадлежащему совсем другой эпохе? Почему его не могут оставить в покое, вписав в Пантеон исторической памяти России как одного из многих её лидеров, менявшихся на протяжении веков?

Разумеется, формальные причины «антисталинизма» известны: это и коллективизация с «голодомором», и «37-й год», и «Пакт Молотова – Риббентропа», и «культ личности». Но все эти обвинения из уст либералов вряд ли можно воспринять всерьёз хотя бы потому, что вся история капитализма – от первоначального накопления капитала и до наших дней – связана с неизмеримо большим количеством человеческих жертв. Это и «люди, съеденные овцами» в эпоху огораживания в Англии, и десятки миллионов американских индейцев, истреблённых европейскими колонизаторами, и десятки миллионов негров-рабов, большая часть которых погибала в ходе перевозки на плантации, и жертвы многочисленных «голодоморов», устроенных колонизаторами в азиатских и африканских странах. Это и кровавое подавление национально-освободительных движений в колониях уже в XX веке (в те же 30-50-е годы и позже; здесь достаточно упомянуть миллион алжирцев, убитых французами в 50-е гг.), и «неоколониальные» войны США и их союзников (Корея, Вьетнам, Панама, Ливия, Ирак, Афганистан, Югославия), наконец, Хиросима и Нагасаки, когда демократичнейшие американцы за два дня уничтожили не менее 200 тысяч человек мирного населения. Очевидно, что даже если взять самые фантастические цифры «жертв сталинизма» («десятки миллионов репрессированных»), они всё равно не идут ни в какое сравнение с реальными жертвами капитализма. «Пакту Молотова – Риббентропа», в свою очередь, предшествовал Мюнхенский сговор, с любой точки зрения гораздо менее оправданный.

Либеральные идеологи, как-никак имеющие высшее образование, не могут не знать этих простых вещей (хотя в массовом сознании людей, одурманенных пропагандой, эти факты попросту отсутствуют). Значит, ненависть к Сталину имеет всё же другие корни.

Истинная её причина, на мой взгляд, вот в чём.

В сталинской эпохе и самой его личности произошло слияние двух тенденций, двух парадигм, ранее в истории разделённых и даже противостоящих друг другу. Это «левая» идея – идея социальной справедливости и всечеловеческого братства – и идея консервативная, идея сильного государства и традиционных нравственных ценностей, которую обычно считают «правой». После Сталина жить в прежних идеологических координатах уже невозможно. Но именно синтез «левой» и «консервативной» идей и представляет наибольшую опасность для существующей либерально-буржуазной системы.

Либерализм, идейные истоки которого связаны с Великой Французской революцией, формально признаёт её лозунг «Свобода, равенство, братство». Но фактически эта идеология строится только на одном принципе – принципе «свободы», причём понимаемой исключительно «негативно» – как «свобода от», а не «свобода для». Свобода от всех ограничений, которые мешают человеку (прежде всего, разумеется, «деловому человеку») в его деятельности (прежде всего в получении прибылей). Отсюда знаменитый принцип: «свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого», то есть общество рассматривается чисто номиналистски – как совокупность изолированных друг от друга индивидуумов со своими особыми интересами, а не как некая высшая по отношению к этим индивидуумам реальность.

Равенство, в свою очередь, в либерализме понимается односторонне – только как формальное равенство в правах, но не как истинное социальное равенство. И в этом смысле, разумеется, либералы правы, относя себя к «правым» (прошу прощения за невольную тавтологию), поскольку единственный работающий критерий, по которому можно провести грань между «левыми» и «правыми» – это как раз идея социального равенства, равной ценности каждого человека для общества и человечества в целом.

Что касается «братства», то современными либералами (неолибералами, идеология которых основывается на философии Ф. фон Хайека и его единомышленников) оно фактически отвергается – как путь к тоталитаризму. И если мы перестанем рассматривать слово «тоталитаризм» как пугало, а попробуем разобраться в сути этого понятия, то увидим, что и в этом либералы правы. Надо только поменять знаки – с минуса на плюс.

Таким образом, современный либерализм отвергает и «левые» ценности – равенство, братство и социальную справедливость, и те ценности, которые в прошлые исторические эпохи принято было считать «правыми» – сильное национальное государство, единую идеологию, проникающую во все поры общества, традиционные моральные ценности. И это естественно, потому что всё это мешает установлению постмодернистского «Нового мирового порядка» (который также можно назвать неоимпериализмом).

Что же мы видим на противоположном идеологическом полюсе?

Там мы видим Сталина. Точнее, не самого Сталина, а тот синтез идей и понятий, который исторически оказался воплощённым в его фигуре.

Сталин многогранен. Для части тех, кто чтит его память, он, прежде всего, – ученик Ленина, марксист и строитель коммунистического общества. Для другой их части он – державник, воссоздавший из руин Российскую империю и продолжавший политику царей, строителей государства. Среди противников Сталина тоже нет единства – одним он ненавистен как коммунист (для части русских националистов он неприемлем и как «нацмен», грузин), другим (например, троцкистам) – опять-таки как державник и патриот, отступивший от коммунистического интернационализма. Это позволило историку А. Шубину подразделить всех, кто пишет о сталинской эпохе и при этом расставляет чёткие идеологические оценки, на четыре категории – «правые сталинисты», «левые сталинисты», «правые антисталинисты» и «левые антисталинисты».

Упомянув проблему национализма и интернационализма, было бы уместно отметить, что их традиционное противопоставление не имеет под собой реальной почвы. Слово «интернационализм», как следует уже из самой его этимологии, подразумевает «меж-национальность», межнациональное сотрудничество в достижении неких общих целей, а вовсе не стирание граней между народами, к чему призывает космополитизм. Но и национализм, в свою очередь, не стоит отождествлять с шовинизмом или ксенофобией: это понятие, наиболее близкое к патриотизму, связанное с защитой национальных интересов, приоритетом интересов народа над индивидуальными побуждениями. Недаром видный идеолог антиколониальной борьбы, президент Индонезии Сукарно, формулируя свои известные «Пять принципов» («Панча шила»), включил в их число и принцип национализма, и принцип интернационализма, не видя между ними никакого противоречия. Линия противостояния «национализм-интернационализм» искусственно навязана современному оппозиционному движению.

И опять-таки от этого вопроса мы выходим на фигуру Сталина: его, как уже говорилось, обвиняют с разных сторон и в «национализме» (не грузинском, а русском!), и в интернационализме. И опять-таки, и то, и другое верно, только вот противоречие тут – искусственное.

Что же мы видим сегодня на наших фронтах идеологической войны? Многие пытаются жить и действовать так, как будто Сталина и всего последующего пятидесятилетия просто не было. Они вновь воссоздают систему координат, существовавшую в конце XIX – начале XX вв., где были «правые консерваторы», монархисты, клерикалы, сторонники сословий и социального неравенства, и противостоящие им «левые», приверженцы Прогресса, сторонники равенства, противники традиций, Церкви и государства.

Либералы в этой системе координат болтаются где-то в середине политического спектра, что, разумеется, для них очень удобно: можно лавировать. Одни можно грозить «фашистами» и «Основами православной культуры», другим – ужасными коммунистами и прочими леваками, которые отвергают всё святое, что есть у человека. Отсюда уличные «войны» между так называемыми «наци-скинами» и их противниками – «антифа», или «красными скинами». Молодёжь из одних и тех же городских районов, из одних и тех же социальных слоёв, одного образовательного и культурного уровня ведёт настоящую междоусобную войну просто потому, что кому-то выгодно её стравливать между собой под предлогом того, что одних назначили «фашистами», а других «антифашистами».

Нечего и говорить, что существующая Система может быть спокойна за своё будущее, пока её противники подобным образом разбираются между собой.

Опасность для Системы представляет только творческий синтез «левой» и «консервативной» идей. Последнюю уже неправильно называть «правой», представления об абсолютной монархии и сословности давно стали анахронизмами, о которых всерьёз говорить не приходится, а «полюс неравенства», т.е. «правый полюс» политического спектра, ныне совпадает с полюсом либерализма.

И этот синтез был продемонстрирован Советским Союзом в эпоху Сталина.

Для этой эпохи характерны, с одной стороны, сильная и жёсткая государственность, культ личности национального лидера, сравнимый с культом монархов в государствах традиционного типа, идеология, пронизывающая общество насквозь, подобно религиозной идеологии в традиционном обществе, культ семьи – ячейки общества, жёсткие моральные нормы, за нарушение которых следовала строгая кара (запрет абортов на ряде этапов развития советского общества, затруднённая процедура развода, уголовная ответственность за гомосексуализм – ср. современных европейских «коммунистов», поддерживающих гомосексуальные браки, и т.п.), наконец, милитаризация общества и культ армии. Очевидно, что все эти черты сближают Советский Союз с империями традиционного типа с их консервативной идеологией.

Но это только одна сторона медали.

С другой стороны, Советский Союз явно был обществом принципиально нового типа, в котором государственная мощь не является самоцелью. Цель социалистического общества – максимальные возможности для проявления творческих способностей человека, в итоге – воспитание нового человека, строителя коммунизма, свободного от пороков прежнего общества (корысть, индивидуализм, уныние и т.п.) Для достижения этой цели ставились и решались конкретные задачи – повышение материального и культурного уровня народных масс, развитие образования, культуры, здравоохранения, массового спорта (в итоге по продолжительности жизни СССР к 60-м годам догнал развитые страны Запада, а по уровню образования вскоре перегнал их). Было создано великое искусство – литература, кинематограф, музыка, архитектура. Все эти достижения настолько очевидны, что подробно на них останавливаться не имеет смысла; даже простое перечисление опровергает известный либеральный тезис о том, что якобы государственные успехи СССР были достигнуты за счёт «безжалостности к собственному народу».

Социализм из силы антитрадиционной, разрушительной, как он воспринимался в прежние исторические эпохи, был превращён в силу созидательную. Он воспринял в себя консервативную идею, поглотив её без остатка, и при помощи консервативных элементов стал строить новое общество, в основе которого лежало то, что гениальный русский мыслитель XIX века Н.Ф. Фёдоров назвал «философией Общего Дела».

Итак, синтез «левой» и «консервативной» идей состоялся и привёл к тому, что СССР и его союзники по социалистическому блоку могли почти на равных противостоять империалистическому Западу в течение ещё 30 лет после смерти Сталина. Советская модель показала свою привлекательность и для стран Третьего мира, пошедших по «некапиталистическому» (то есть социалистическому) пути развития.

Разумеется, советский строй, особенно после смерти Сталина, имел и свои слабые стороны, на которых здесь нет возможности останавливаться. Отказ от ряда принципов сталинской эпохи привёл к перерождению правящего слоя, предательству им интересов страны и в конечном итоге антисоциалистической номенклатурной революции 1985-1991 гг. и развалу страны.

В 90-е годы, когда новый режим ещё не окреп и у оппозиции были реальные надежды на его падение, оформился новый блок, в значительной степени основанный на сталинском принципе синтеза «левой» и «консервативной» идей. Только ценой неимоверных усилий удалось предотвратить победу Г. Зюганова на президентских выборах 1996 г., когда вокруг него собрались все патриотические силы от радикальных коммунистов до радикальных монархистов и русских националистов. Во многом этот союз был механическим, ситуативным, и после череды поражений, связанных с укреплением режима (прежде всего за счёт потока нефтедолларов), он распался. Но в современной идеологии КПРФ «сталинский синтез» продолжает существовать и развиваться; те силы, которые пытаются столкнуть партию в сторону космополитического «левачества», терпят на внутрипартийном фронте закономерное поражение.

Но за пределами КПРФ, как уже было сказано, ситуация более печальная. В ходе периода стабилизации режиму удалось привлечь на свою сторону ряд политических сил патриотического толка, поверивших в «возрождение государственности» в путинскую эпоху. Но если мы возьмём государственническую идею в «чистом» виде, без опоры на интересы народных масс и идею социальной справедливости, нетрудно заметить, что она потенциально перерождается в свою противоположность. Сильное и могучее государство превращается в орудие в руках олигархических слоёв, цель которых – никак не национальное возрождение, а продолжение «пира во время чумы» на останках былой советской экономической мощи с последующим вывозом того, что осталось, в денежной форме в другие страны, где меньше политических рисков, а главное – меньше издержки производства. Где не надо строить толстые стены с двойными окнами, где не надо платить зарплату людям, нуждающимся в тёплой одежде и отоплении жилищ и т.п.

Таким образом, государство оказывается на службе глубоко антигосударственных и антинациональных сил. И всё потому, что не учитывается опыт «сталинского синтеза».

Что же с другой стороны политического спектра? Там активизируются левацкие настроения, отрицающие патриотизм как таковой и провозглашающие задачей левых сил борьбу против «клерикализации», поддержку иммиграции, борьбу против «русского фашизма» и даже против «гомофобии». Провокационная суть подобных идейных течений очевидна. Борясь против фантомов «фашизма», они всего лишь расчищают путь либерально-космополитической идеологии, для которой одинаково враждебны и национальное самосознание, и национальная культура, и традиционные религии, и идея социальной справедливости. А космополитические левые (будь то «неотроцкисты», анархо-коммунисты или какие-нибудь еврокоммунисты) подтачивают те столбы национального самосознания, которые могли бы так или иначе выстоять (при условии, что будут построены надлежащие подпорки) против ветра с Запада.

С третьей стороны наседают «неомонархисты» и «необелогвардейцы», с якобы «патриотических» позиций отвергающие Советскую эпоху. Внутренняя противоречивость их идеологии очевидна. Если представить, что можно просто вернуть то, что было до 1917 года, то Россия вновь семимильными шагами пойдёт от традиционного общества в сторону общества буржуазного, причём периферийного типа, экономически и культурно зависимого от капиталистического Запада. С патриотизмом эта позиция не имеет ничего общего, её приверженцы придают слишком большое значение государственной форме, нисколько не задумываясь о социально-экономическом содержании.

Крайняя форма «правых националистов-антисоветчиков», отвергая не только Советскую эпоху, но и имперские принципы как таковые, фактически смыкается с либералами-западниками, и различие между ними можно обнаружить разве что в подходе к вопросам иммиграции. Ясно, что это вопрос сугубо второстепенный.

Итак, все попытки строить идеологию оппозиции на «досталинских» принципах, не учитывающих «сталинского синтеза», выгодны лишь существующей власти и либерально-буржуазной системе в целом. «Левый космополитизм» и «правый антисоветизм» – это, пользуясь терминологией И.Р. Шафаревича – «две дороги к одному обрыву» (хотя сам он говорил о других вещах). Перспективно лишь то направление, которое будет выстраивать свою идеологию на основе этого синтеза, органического объединения «левой» и «консервативной» идей. Впрочем, в массовом сознании они и так давно уже неразрывны.

И защита образа Сталина, как ключевой фигуры этого синтеза, – не только наш долг перед исторической правдой, но и актуальная политическая задача сегодняшнего дня.

Книга полностью: П.Петухов. «РУССКАЯ МЫСЛЬ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» 

Поделиться