О литургии титанов и воробьиной возне: космическая программа как священнодействие

Исследователи нередко пытаются рассматривать научно-технический прогресс в советском обществе в контексте религиозного характера коммунистической идеи Масштабные проекты электрификации и индустриа­лизации, прорывные исследования великие стройки — все эти чудеса науки зримо подтверждали коммунисти­ческие лозунги. Но именно советская космическая программа, воплотившая в себе мечту о восхождении из привычного мира, стала наиболее совершенной формой «советского чудостроения». Эта «литургия титанов» не только отразила общее служение советского общества, но и во многом определила судьбу человечества.

Русская мысль двадцатых-тридцатых годов XX века не раз обращалась к рассмотре­нию русской революции как религиозного феномена, а коммунистической идеи — как свое­образной формы религии. Так. в книге «Диалектика мифа» А.Ф. Лосев, развивая высказан­ную в «Философии имени» идею об откровении материи, говорит о специфическом рели­гиозном характере советского атеизма. Чтобы быть настоящим безбожником, как того тре­бует молодое советское государство от своих граждан, недостаточно иметь сугубо светское образование и мало просто отрицать существование Бога — «нужно веровать в знание, надеяться на знание, любить знание, а не просто знать знание» (Лосев 2001, с. 136), т. е. проживать философскую доктрину марксизма-ленинизма как символическую реальность, как религию.

По мысли Лосева, подобная религия массовости и материальности должна догматизи­ровать ограниченность человека посюсторонним миром и современным обществом, выводя все идеальное в сферу отвлеченной фантазии. Важнейшим религиозным моментом при этом оказывается «здесь» и «сейчас», потому, например, и «нельзя коммунисту любить ис­кусство» (Лосев 2001, с. 126), в привычном нам смысле — роль искусства в атеистической религии должно исполнять производство, массовое изготовление необходимых для жизни либо полезных в быту предметов.

Личность в подобной религиозной реальности теряет свою ценность — значимы только массы, общество, человечество в целом: идеальный верующий такой религии — человек на своем месте, совершенный винтик коллектива. Соответственно, если мы поднимем вопрос о религиозных категориях, то обнаружится, что в этой религии они имеют конкретные, материальные — и именно материальные — формы. Чудеса проявляются как масштабные проекты: осуществление плана электрификации, ударные стройки циклопических масштабов (непременно — с привлечением огромного множества людей). Духовная и культовая жизнь состоит в массовых мероприятиях — от демонстраций и митингов до добровольческого движения и коллективизации: аналогом священной истории служит теория классовой борьбы, реализуемой через грандиозные исторические события. Идея спасения обезличена и во­площена в представлении о прогрессе как экспансии общества в пространстве и времени — бесконечной, как пространство-время расширяющейся Вселенной.

Любопытно и то, что, при всей своей непривычности и противопоставленности тради­ционным верованиям, религия атеизма — точнее социализм как религиозное явление — возникает и раскрывается в результате естественного, логичного (в рамках философии ре­лигии) процесса развертывания религиозной идеи в различных сферах жизни (Лосев 2001, с. 492-493). И, хотя данная религия может не нравиться лично Лосеву (она, кстати, и не нравится), это не повод отказать ей в естественности, или в праве на существование.

В аналогичном ключе высказывался Н.А. Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма», вышедшей в свет в 1937 г. Он отмечал, что «на материю переносятся свой­ства духа — свобода, активность, разум» (Бердяев 1990, с. 122), и новая, советская филосо­фия есть «философия социального титанизма» (там же, с. 123), постулирующая всемогуще­ство коллектива и его право — даже долг — на «активное изменение мира» (там же, с. 124). Признавая, что сама по себе философия еще не есть религия, Бердяев указывал, что религиозный смысл подобным философским конструктам придает максимализм русской души, стремящейся к абсолютизации любой идеи, пусть даже изначально и нерелигиозной (там же, с. 19). То есть, хотя коммунистической религии как таковой и не существует, она, по мысли Бердяева, вырастает из суммы нескольких векторов: органической потребности к действию, философии, поощряющей деятельность, и специфически русской ментальности, возводящий это в религиозный принцип.

И Лосев, и Бердяев, и многие другие отечественные мыслители, таким образом, за­ложили основу конструктивного подхода к изучению религиозных черт русского комму­низма. Важным элементом такого подхода является признание системной сложности, ор­ганичности, и — при всех ее недостатках — действенности подобной религии. Зарубеж­ные исследователи, заметим до сих пор тяготеют к тому, чтобы рассматривать религиоз­ные черты советской космической программы в ином, несколько специфическом, ключе В ней видят насаждаемую властью синтетическую эрзац-религию, основанную на искус­ственном смешении мистических интуиций космистов с элементами марксизма (см., напр.: Pop 2009, р. 150-163).

Впрочем, это не отменяет и не умаляет той удивительной точности, с которой подчас иностранные наблюдатели описывали происходившие в стране процессы. Так. когда 6 ок­тября 1920 г. в Кремле встретились английский фантаст Герберт Уэллс и председатель Совнаркома Владимир Ленин, писатель счел проект масштабной электрификации черес­чур сложным и вряд ли осуществимым — особенно в условиях Советской России. Для этого, по мысли Уэллса, потребовался бы не только технический и экономический про­рыв — пришлось бы «переплавить», переформировать людские души. «Приезжайте снова через десять лет и посмотрите, что сделано в России за это время» (Wells 2016, ch. 6), — сказал на прощание писателю Владимир Ильич. Уэллс в 1934 г., действительно, приехал в СССР и вынужден был признать, что ленинский план стал реальностью (Ленин 2014, с. 449-450) — т. е. чисто религиозный, по своей сути, процесс «переплавки души» оказался отнюдь не фантастикой, и преобразования в общественной жизни лишь отразили религиозные перемены.

Хороший пример — выступление И. В. Сталина в 1946 г.: «Нет искусства ради искусства, нет и не может быть каких-то «свободных», независимых от общества, как бы стоящих над этим обществом художников, писате­лей. поэтов, драматургов, режиссеров, журналистов. Они просто никому не нужны. Да таких людей и не суще­ствует, не может существовать» (см.: Сталин 1997, с. 53). Вне религиозного контекста советской идеи данная фраза выглядит весьма странной риторической конструкцией. Однако в свете предположений Лосева о сущно­сти советской религии она оказывается тезисом догматического характера, а речь в целом — проповедью.

Развертывание коммунистической идеи в религиозную форму, конечно, было черес­чур сложным и многогранным явлением, охватывавшим все сферы бытия как отдельного человека, так и советского общества в целом. Но как в любой религии, в советском культе на определенном этапе проявилась наиболее законченная форма: советская космическая программа, воплотившая в себе мечту о восхождении из привычного мира. Именно она, соединив мистические искания, культовую практику и общественно-религиозную (приход­скую) жизнь, стала самым совершенным воплощением «советского чудостроения». Пожа­луй, не будет преувеличением назвать ее «литургия» — «общественное богослужение» (Вейсман 2006, с. 755) — ибо космическая программа отразила общее служение совет­ского общества. Более того, преодолев географические и идеологические границы СССР, она изменила судьбу всего человечества.

Разумеется, речь не идет о каких-либо намеренных структурных заимствованиях из христианского богослужения — скорее, мы имеем дело с параллелизмом в существенных смысловых элементах. Литургическое богословие, говоря о христианской литургии, видит свою задачу в раскрытии сущности и смысла триединства Собрания. Евхаристии и Церкви (Шмеман 2010, с. 7-8). Аналогичное триадическое деление (с поправкой на реализацию каждого из компонентов в конкретной материальной форме) можно обнаружить и в косми­ческой программе, как в «литургии титанов» — богослужебной форме в рамках религии титанизма.

Первый компонент триады — Собрание — в богословии понимается так. что весь чин литургии построен на сослужении собравшихся в церкви под водительством предстоятеля (Шмеман 2010. с. 11-12). Церковный устав, вопреки привычной формулировке «священник служит литургию», настаивает на том. что происходит именно сослужение духовенства и мирян. Этот факт не только выражен в уставной форме, но и закреплен диалогическим ха­рактером богослужебного текста. Литургия является единственным видом вседневных служб, совершение которых священником в одиночку запрещается (Сборник 2005, с. 45), за вычетом чрезвычайных случаев. А для того, чтобы совершать это сослужение, и священник и миряне полностью перекраивают свою жизнь. Они подстраивают свой день под требова­ния богослужебной практики, они жертвуют сладким воскресным сном ради ранней службы, они учатся читать и слушать сложные тексты на церковнославянском — иначе говоря, вкла­дывают в сослужение свои силы, время и волю.

Можно проследить компонент сослужения и в «литургии титанов» — ведь успехи в осво­ении космоса никогда не понимались как личное свершение частного лица. Подобного не слу­чалось и в тех случаях, когда речь шла о конкретных личностях и их достижениях (к примеру, на приеме в честь вручения Ю А Гагарину звания Героя Советского Союза). В первую очередь отмечались заслуги ученых, офицеров, конструкторов, рабочих, трудившихся над проектами (РГАНТД 1961), а также руководящая роль коммунистической партии (в данном случае испол­нявшей роль «предстоятеля»). Также участие в космической программе — как по партийной, так и по научной, производственной либо практической части — было не только крайне по­четно, но и весьма рискованно. Ради успеха проекта люди жертвовали время и силы, риско­вали здоровьем и карьерой, забывали о личной жизни. Конечно, если углубиться в детали, обнаружится масса несоответствий — но принципиальная схожесть налицо.

Вторым компонентом литургической триады является Евхаристия — главное таинство христианской Церкви. Оно состоит в преложении (изменении) хлеба и разбавленного водой вина в Тело и Кровь Христовы и причащении (приобщении) верующих. Чудо преложения происходит во время евхаристической молитвы — анафоры. Церковная традиция предпо­лагает, что причастники готовятся к причащению постом и молитвой и предварительно ис­поведуются. Через участие в Евхаристии причащаемый вступает в общение с Богом и из­меняется как духовно, так и физически. Недостойное участие в Евхаристии, напротив, может нанести вред и даже привести к смерти: «Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от Хлеба сего и пьет из Чаши сей. Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает» (1 Кор 11,28-30).

Пытаться в двух словах объяснить сущность чуда — дело неблагодарное, но в пре­дельно общем смысле можно сказать, что оно состоит в переживании человеком неописуе­мого, когда «…сама реальность познается как исполнение символа, а символ как исполне­ние реальности» (Шмеман 2010, с. 42). Одно дело помнить евангельские тексты и знать ис­торию Церкви, и совершенно иное — ощутить подлинность памятуемого и знаемого, сопри­коснувшись со святыней. После этого человек начинает иначе воспринимать и происходя­щее вокруг, и самого себя — хотя чисто внешне причащение его никак не меняет (подобно тому, как хлеб и вино после анафоры сохраняют свой внешний вид).

Допустимо ли говорить о преображающем таинстве в практике космической про­граммы? С известными оговорками — да. Термин «анафора» которым обозначается основ­ная часть литургии, происходит от греческого «анаферо». что означает не только «приносить жертвы», «ободрять» и «оживлять», но и «возносить» (Вейсман 2006, с. 103), а возношение человека в рамках космических проектов осуществлялось с каждым пилотируемым запус­ком. При этом космонавт переживал целый спектр разнообразных воздействий — физиче­ских, химических, психологических — о которых он знал из курсов, пройденных на Земле (Леонов 1971, с. 155), и к которым готовился. Пребывая в невесомости, наблюдая нашу планету со стороны и воочию видя бездны космоса, он совершенно иначе начинал воспри­нимать привычные вещи — и даже самого себя — при полном сохранении самоидентич­ности. Не случайно современников больше поражало в космонавтах не величие их по­двига, а их скромность. «Гагарин успешно перенес воздействие факторов космического полета, а после возвращения на землю — буквально всемирную популярность, — говорил Герман Титов о космонавте № 1. — Второе необычное испытание, не предусмотренное программой подготовки космонавтов, он выдержал блестяще» (Голованов 1978, с. 274). Конечно, скажем, выход Алексея Леонова в открытый космос и религиозный экстаз (Вейсман 2006, с. 403) — не одно и то же, но по силе воздействия на личность и физическое состояние человека космический полет может оказаться схож с чудом.

Заключительный компонент триады, Церковь, состоит в устремлении к Богу (Шме­ман 2010, с. 38) — в жажде наполнить Им свою жизнь и жизнь всех вокруг, распространить счастье на всех и каждого. Литургическая жизнь церкви построена таким образом, чтобы во время совершения службы освящался весь мир. Да. место совершения литургии строго ло­кализовано в пространстве — нужен храм, в котором есть освященный престол или анти­минс. Но этот храм сперва был спроектирован архитектором и построен мастерами — после чего расписан, украшен, позолочен. На службу священник надевает пышные облачения — которые кто-то должен сперва сшить, а для этого нужно спрясть нитей и раскроить ткань. Прежде начала литургии нужно отслужить вседневные службы по уставу — нужны часы, чтобы засечь время, и книги, чтобы составить по ним службу дня. Веществами для преложения служат только чистый пшеничный квасной хлеб и чистое виноградное вино, смешан­ное с водой — все это нужно вырастить и обработать либо купить и привезти.

Все это — чья-то работа, и чей-то, пусть даже и невольный, вклад в богослужение. Не каждому дано заниматься богословием, немногие удостоены священства и не все способны петь на клиросе, но никто не исключен из литургического процесса «Новгородские мужики, — как отмечал Н.Ф. Федоров, — созидая обыденный храм, в этот день в своем многоединстве на деле осуществляли тайну Триединства Божественного. Богословская мысль о Пресвятой Троице становилась в них богодейством, делом Божиим» (Федоров 1995-2000/2, с. 194). Честный труд миллионов людей по всему миру освящается даже одной-единственной литургией, придавая любому созидательному усилию высший смысл.

И наоборот, любое поприще можно оценить с точки зрения литургической ценности: как твой труд помогает служить литургию — если помогает вообще? Подобное соображение придает особое измерение любой деятельности человека: даже самое мелкое жульниче­ство из нарушения одним человеком права собственности другого превращается в свято­татство — посягательство на жертву, предназначенную для принесения Богу, — обретая масштаб вселенской трагедии. Освящение мира, эта мимолетная встреча с Богом, для не­которых оборачивается судом особого рода, судом по существу («И сказал Иисус: на суд пришел Я в мир сей»… — Ин. 9,39). Бог — Свет такой силы и чистоты, что никакая тьма не выдерживает близости к Нему. Будучи изначально поражен первородным грехом, имея гре­ховный образ мысли и совершая греховные поступки, человек принимает тьму в себя, де­лает ее своей составной частью Очевидно, присутствие Бога, попаляя тьму, испепелит и часть человека — тем большую, чем глубже укоренен в душе грех. Таким образом, человек сам осуждается последствиями своих дел (Шмеман 2010, с. 204-205).

Тема освящения мира в «литургии титанов», очевидно, присутствовала: участие СССР в космической гонке потребовало от страны колоссального напряжения сил. Нужны были сотни тысяч деталей и узлов для самого корабля и для ракеты-носителя, тонны топлива, гигаватты электроэнергии: физикам и инженерам требовалось произвести массу расчетов, логистикам — обеспечить транспортировку и хранение грузов. Людей, вовлеченных в кос­мические проекты, нужно было расселить, накормить, вылечить, их смену — родить, вырас­тить и выучить. Ради решения космических задач появлялись целые отрасли науки и произ­водства, создавались институты и заводы, строились новые города. В течение десятилетий вся держава — от первого министра и до последнего дворника — буквально жила космосом, вовлекая в чудостроение миллионы человек.

С аспектом мистического суда дело обстояло несколько сложнее: в данном случае он проявлялся как моральный императив для подрастающего поколения Мысль о спасении в форме экспансии общества в пространстве и времени, в приложении к освоению космоса, порождала особую форму ответственности — ответственность перед будущим человече­ством. Недоученное, недодуманное, недоделанное сегодня уже завтра лишит твоих сверстников и потомков ресурсов, необходимых для вашего общего космического подвига. Не слу­чайно и детская литература, и школьные педагоги прививали детям мысль, что плохого пи­онера на ракету не возьмут (Томин 1974. с. 343) — это. по сути, попытка выражения приточ­ных смыслов «Много званых, а мало избранных» (Мф 20,16) в терминах другой религи­озной парадигмы.

Не зря отечественные мыслители настаивали на действенности коммунистической идеи как религиозной формы — космический проект не просто осуществился, а увенчался подлинным триумфом. В блеске гагаринской улыбки человечество увидело новый мир, полный свободы для исканий и свершений. «Поясняя, — вспоминал индийский Ходжа Ах­мад Аббас о встрече с Гагариным в подмосковном доме культуры, — почему он не проле­тал над Индией, Гагарин поискал глазами глобус и, не найдя его, взял из вазы апельсин Вынув из кармана авторучку, он прочертил на нем экватор и нанес точный путь своего корабля. Это выглядело очень символично: сын простого колхозника, родившийся в дере­вянной сельской избе, в глухом уголке России, внук крепостного мужика держал в руках земной шар» (Голованов 1978, с. 192). Среди тягот, страхов и опасностей повседневной жизни появилась зримая, осязаемая надежда на лучшее будущее. Даже чуждый — если не враждебный — иностранцам Советский Союз на какой-то момент явился источником радости для всех и каждого.

Но действенность религии проявляется не только в избранных сферах жизни. По­добно газу, занимающему весь доступный объем — и постоянно стремящемуся улету­читься, если сосуд оказывается мал, а стенки недостаточно прочны — литургия занимает каждого человека полностью и требует от него как величия души, так и крепости духа: «литургия титанов» не явилась исключением из этого правила. На пути в космос наряду с победами приходилось терпеть и поражения, а многие потери были воистину невоспол­нимы. Георгий Степанович Шонин, Герой Советского Союза, командир космического ко­рабля «Союз-6», так писал о судьбе своих товарищей из «гагаринского набора»: «Из два­дцати человек… в центре подготовки продолжают работать только восемь. Кто погиб в космосе, кто — в воздухе, кто — на земле… У одних не выдержали нервы, других подвело здоровье… Такова жизнь» (Шонин 1976, с. 128). Были и жертвы среди сослужащих. Од­нако это лишь самый очевидный аспект.

Более серьезная проблема — ответственность за чинное, правильное и благоговейное совершение литургии лежащая на предстоятеле и сослужащих ему (Сборник 2005, с. 51, 64, 89, 107; также Лукьянов 2001, с. 262-264). Достичь чуда сложно, но принять и удержать его — это воистину колоссальный труд, а упустить его — катастрофа. Если частица прича­стия падает на пол, в храме прекращается совершение служб, пока архиерей не даст спе­циальное разрешение: плиты пола, на которые пролилось причастие, полностью снимаются и заменяются новыми, а приходу грозит суровое наказание. Понимание того, что успехи в космической программе налагают колоссальную ответственность и на советский народ (да и на все человечество в целом), проявилось уже в набросках Юрия Гагарина к докладу на конференции ООН (Голованов 1978, с. 315). Прорыв в космос как «литургия титанов» тре­бовал не однократного напряжения сил, но систематического трепетного служения; эта за­дача надломила даже такое мощное государство, как Советский Союз, приведя страну к масштабному религиозному, а затем и политико-экономическому кризису.

Данная проблема актуальна до сих пор. Уже в новых реалиях, когда освоение космоса стало делом не народов, но корпораций, она грозит человечеству большой бедой. П.А. Флоренский, в лекции «Микрокосм и макрокосм» (части спецкурса 1917 г. «Из истории философ­ской терминологии») обращал внимание читателя на то, что быть царем природы не озна­чает права тиранить мироздание — наоборот, хищное стремление к удовлетворению своей корысти любой ценой нарушает связи человека с миром во всем их многообразии (Флорен­ский 2013, с. 456). Гносеологически это выражается в том, что мы перестаем понимать мир и теряем способность видеть простые решения; биологически — сталкиваемся с новыми опасностями (и для отдельных человеческих организмов, и для вида в целом); экономиче­ски — в неэффективном хозяйствовании и разрастании имущественного неравенства; пси­хологически — в чувстве одиночества и ненужности, брошенности в огромном чуждом мире. В религиозной плоскости это явление воплотилось в утрату желания мечтать о космосе. Мысль о полетах к звездам нас скорее тяготит, чем радует; стало легче, удобнее и безопас­нее отложить ее. Отсюда — один шаг до того, чтобы утратить саму способность мечтать и мыслить цельно, масштабно. Творцы космического прорыва — философы-космисты, по­движники-коммунисты. ученые, рабочие, летчики и поэты широкими мазками набрасывали космическое будущее человечества, потому что были гигантами мечты. Это были люди, остро чувствовавшие разницу между важным и главным, главным же в служении является литургия — осуществляющаяся в неразрывной связке теории и практики, стремления и воли, мечты и служения.

Потому-то христианская литургия, начавшись в крохотной комнатке в Иерусалиме, пронизала весь мир: потому-то «литургия титанов», служившаяся по колоссальному вдох­новению, была обречена на успех. Человек состоит из духа, души и тела, и потому всякое дело, в которое он вовлечен полностью — интеллектуальным усилием, эмоциональным соучастием и действенным служением. — дает своеобразный резонанс. Или — не дает; Н.Ф. Федоров замечал, что попытка замкнуть деятельность человека в рамках одной из составляющих калечит его как разумно-действующее существо, лишает его полноты сил. В пределе это выражается в разладе между духовным, душевным и телесным: в болезнях и стрессах, в апатии, жестокости и цинизме. Подобное бессилие для личности — состоя­ние неестественное, мы постоянно стремимся обрести цельность, хотя бы и в мелочах; «ученый человек. — писал Федоров — отходя ко сну, например, составляет не понятие, а проект того, что нужно будет сделать ему в следующий день, и, пробудившись, он хвата­ется за штаны и сапоги не для того, чтобы составить об них идеальное понятие» (Федо­ров 1997, с. 260-261). Не может человек не стремиться к великим свершениям — отказыва­ясь от царской короны, он вместе с ней теряет и голову, лишаясь полноты человечности.

Хотя нас и предупреждали, мы все же оставили служение и на глазах становимся во­робьями мечты: торопливой, суетливой, скандальной и мелкой формой жизни, прикованной к Земле. Куст, который мы себе облюбовали, не просто видно — его слышно с большого расстояния; в нем идет напряженная борьба за хлебные крошки, гусениц и место на верхней ветке Такими темпами если не на нас. то на наших детях точно исполнится печальное про­рочество Игоря Ильича Сикорского: «Невозможно представить Вселенную безжизненной, за исключением небольшой колонии низших смертных существ, прочно прикрепленных к своим маленьким незначительным планеткам и не имеющих возможности общаться с дру­гими цивилизациями и путешествовать по безграничной, блистательной Вселенной» (Си­корский 2014. с. 211).

Вы представляете себе атлантов с фасада Эрмитажа, пищащих друг на дружку и де­рущихся за хлебные крошки? Речь не идет о выживании человечества — хуже: мы можем подвести надежды наших отцов и дедов, пустить по ветру наследие великих мыслителей и ученых и, имея великолепный старт, остаться не у дел на обочине бескрайнего космоса. Но наше положение пока небезнадежно — любая литургия хотя и подразумевает суд, есть прежде всего средство спасения, а не наказания. Бог устами пророка Иезекииля говорит: «не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был» (Иез. 33, 11), — и «литургия титанов» тоже даст нам возможность исправиться. Конечно, если оставим в покое гусениц и сосредоточимся на главном.

Литература:
Бердяев 1990 — Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение изда­ния YMCA-PRESS. 1955 г. М.1990
Вейсман 2006 — Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. Репринт V-ro издания 1899 г. М., 2006
Голованов 1978 — Наш Гагарин /сост. Я. Голованов. М., 1978
Гречко 2013 — Гречко Г. М. Космонавт № 34. От лучины до пришельцев М . 2013
Ленин 2014 — Ленин. Человек — мыслитель — революционер М.2014
Леонов 1971 — Леонов А. А., Лебедев В.И. Психологические особенности деятельности космонавтов М., 1971.
Лосев 2001 —Лосев А Ф Диалектика мифа / Сост. Подг. текста, общ ред. А. А. Тахо-Годи. В. П. Троицкого. М., 2001.
Лукьянов 2001 — Валерий Лукьянов, протопресв. Богослужебные заметки Изд. 2-е Джорданвилль. 2001. РГАНТД 1961 — Радиорепортаж с торжественного приема в Большом Кремлевском дворце 14 апреля 1961 г., Москва. Кремль II РГАНТД (Российский государственный архив научно-технической документации. Москва). Ф. 119. Ед. хр. 331. Расшифровка фонозаписи на магнитной ленте Время звучания —20 мин.
Сборник 2005 — Сборник решений недоуменных вопросов из пастырской практики Киев. 2005. Сикорский 2014 — Сикорский И. И. Эволюция души // Богословские работы И. Сикорского. М., 2014 (Серия «Вера. Наука. Творчество>).
Сталин 1997 — Сталин ИВ. Сочинения. Т. 16. М., 1997.
Томин 1974 — Томин Ю. Борька, я и невидимка II Библиотека пионера. Избранные повести и рассказы. Том 8. М., 1974.
Федоров 1995-2000/1-4. Доп. — Федоров Н Ф. Собр. соч.: В 4 т. М. 1995-1999: Дополнения. Комментарии к Т. IV. М., 2000.
Флоренский 2013 — Флоренский Павел, священник. У водоразделов мысли (Черты конкретной метафи­зики): В 2 т. Т.1., М., 2013.
Шмеман 2010— Александр Шмеман. Прот. Евхаристия Таинство Царства. Репринтное издание. М., 2010.
Шонин 1976 — Шонин Г. Самые первые. М., 1976.
Pop 2009 — Pop Vugtliu Viewpoint Space and Religion in Russia Cosmonaut Worship to Orthodox Revival II Astropolitics, Vol 7 2009 P. 150-163
Wells 2016— Wells HG Russia in the Shadows II The University of Adelaide Library (web edition) https //ebooks adelaide edu au/w/wells/hg/ /russia_in_the_shadows/chapter6 html (Дата обращения — 02 06 2018).

А.А. ЧАГИНСКИЙ
«Московский Сократ»: Николай Фёдорович Фёдоров (1829-1903). Сборник научных статей

Поделиться