Н.Подзолкова. ПОЭТИЧЕСКОЕ СЛОВО КАК ВРЕМЯ ВНУТРЕННЕГО МИРА

s120052

В статье поэтическое слово представлено как путь к новой онтологии живого, в которой время является активным творческим началом. Такая онтология даёт возможность говорить о непосредственном взаимодействии внутренних миров, закладывая основу для более глубокого понимания жизни не через единичное обособленное Я, но через обращённое друг на друга двуединство Я и Ты.

Ключевые слова: отношение Я-Ты, внутренний мир, континуум, живое, время, поэзия.

 

Введение в проблему

«Жизнь есть сущность, обладающая внутренним миром» [3] — такая трактовка открывает возможность связать феномен жизни не только с систематически явленным нашим чувствам внешним миром, но также с сознанием — априорной невидимой сердцевиной нашего бытия. Но необходимо не только переживать непосредственно наличие внутреннего мира, но и уметь выражать это переживание. Но для кого мы хотим выразить свой внутренний мир, с кем собираемся делить жизнь своего сознания? Безусловно, с тем, у кого также предполагаем наличие внутреннего мира, то есть с другим живым.

Попытка выстроить антропологию в горизонте «Другого» была предпринята в начале ХХ века Мартином Бубером [1]. Он назвал этот новый горизонт отношением «Я-Ты», принципиально отличным от господствующего отношения «Я-Оно». По глубокому убеждению Бубера, познание мира не может быть адекватно выстроено из одной лишь точки «Я», наличие хотя бы двух равноценных точек обязательно. К своему Я можно прийти только через Мы, только исходя из реализованной взаимосвязи Я-Ты, которая и есть первичная клеточка самопознания. Суть в том, что «Ты» в этой новой антропологии — не теоретически выводимый конструкт, а живое существо, обладающее таким же ценным внутренним миром, доступным для «Я» непосредственно, априорно, хотя бы в какой-то своей части. Как это возможно?

Все попытки пересказать внутреннее средствами внешнего рано или поздно терпят фиаско — мы сталкиваемся с недосказанностью, искажениями, редукцией, многозначностью. Тем не менее, взаимодействие одного живого с другим живым по-прежнему осуществляется средствами внешнего опыта. Так происходит, потому что существует негласная «аксиома» об изолированности внутренних миров. А внешний мир, по мнению современной науки, есть пространственно-временной континуум, дающий возможность взаимодействовать различным его частями, в том числе, живым существам.

Но если предположить, что изолированность внутренних миров — это не базовое свойство их природы, а некоторая аберрация сознания, способ или ракурс видения себя изнутри, который по каким-то причинам сложился на доступном нашему обозрению участке человеческой истории? Что если это не единственно возможный способ видения, а внутренние миры всё же пересекаются и тоже имеют непрерывную континуальную природу? 

Гипотеза (В.И. Моисеев, Н.А. Козырев, В.В. Налимов, М. Хайдеггер)

Предположим, что помимо внешнего пространственно-временного континуума, которым занимается сегодня наука, существует ещё внутренний континуум, не исследованный учёными. В отличие от внешнего пространственно-временного континуума, внутренний континуум является времённо-пространственным, то есть время в нём — активное начало. Это хорошо согласуется с философией мироподобия В.И. Моисеева [3], в которой постулируется материя жизни (материя внутренних миров), обратная по отношению к внешней материи. В этой материи стремление к единому преобладает над стремлением ко многому, в то время как в обычной материи многое преобладает над единым. Тогда логично предположить, что если для обычной материи активным началом континуума является пространство, то для обратной материи внутренних миров— время.

Ещё активность времени строго соответствует теории Времени Н.А. Козырева [2]: «Н.А. Козырев ввел понятие активных свойств Времени. Заглавной буквой он указывал, что речь идет не о метрическом свойстве времени, а об активном, творческом и субстанциональном начале». [2, с. 278] Тогда время внутреннего мира никак не противоречит времени внешнего мира, они дополняют друг друга: «Время не нарушает известных законов и не «конкурирует» с ними. В сложных системах, функционирующих по законам физики, всегда присутствуют случайности и неопределенности. Время организует эти неопределенности, управляет ими» [2, с. 278]. Активное время вносит во все процессы целесообразность и смысл, который берётся изнутри внутренней бесконечности, невидимой для внешних органов чувств: «Если в физических процессах причина лежит в прошлом по отношению к следствию, то Время словно меняет причину и следствие местами. Событие в будущем реализуется потому, что Время выстраивает цепочку неопределенностей таким образом, чтобы это событие смогло произойти» [2, с. 279].

Но что является тканью самого внутреннего континуума, если таковой существует. Что есть то первоначало («архэ»), из которого разворачивается внутреннее время-пространство. Таким первоначалом является слово. Конечно, не просто слово, которое стало «разменной монетой» для связности разрозненных вещей и существ во внешнем мире, но сущностное слово (подобное «сущностному числу» Пифагора и Плотина)  слово, способное вмещать миры («бесконечноподобные структуры» по В.И. Моисееву).

Если в свете всех этих постулатов вернуться к проблеме непосредственного взаимодействия внутренних миров, то можно выдвинуть предположение, что поэтическое слово — это время внутреннего мира человека, где время понимается в его активной субстанциональности, как творящая длительность и то начало, которое строит внутренний мир в его смысловой определённости.

В.В. Налимов — ещё один современный учёный, рискнувший ступить на зыбкую территорию освоения внутреннего пространства, — писал: «Мы живём во внутреннем пространстве меньше, чем во внешнем. Нам не хватает опыта бытия во внутреннем пространстве. Поэтому не хватает и языка. Он есть у поэтов. В большей степени, чем у философов» [4, с. 83]. Возможно, правильнее было бы сказать: «Потому что не хватает языка». Мы не можем быть во внутреннем пространстве, потому что не можем длить его в слове. «Поэтому поэзия никогда не воспринимает речь как наличный материал, напротив, поэзия сама впервые делает возможной речь…» — писал Мартин Хайдеггер — «Поэзия есть устанавливающее именование бытия и сущности всех вещей» [6, с. 43].

Время как поэзис, в котором сила слова становится творящей, побуждающей постоянно переходить от свершившегося к новому, двигаясь к полноте совершенства, отличается от физического времени. Их спутанность ведёт к тотальному непониманию. У внутреннего измерения время активно, оно творит историю. (Гёльдерлин: «Поэзия несущая основа истории» [6, с. 43]). Например, про Н.А. Козырева его ученик М.В. Воротков писал: «Возможно, сам Николай Александрович не до конца осознавал, что говорит с общественностью на своем «внутреннем языке», <…> область действительности, рассматриваемая этой теорией, практически не находит отражения в терминологической и понятийной базе научного мировоззрения. <…> Не удивительно, что при жизни Николая Александровича его идеи хорошо воспринимали люди искусства, сопричастные тайнам творчества (писатели, композиторы, художники и т.д.)» [2, с. 277-278].

Во внешнем мире мы не можем сказать в словах больше, чем они нам позволяют. Однако в поэзии слова не только говорят больше самих себя, но иногда сами ведут человека на неведомые внутренние территории. Поэт доверяет слову, можно даже сказать, доверяется ему как проводнику. Давайте присмотримся к поэтическим словам чуть пристальней, может быть, через них получится выйти на путь освоения внутреннего мира как поля непосредственной встречи Я и Ты.

Новое отношение к Слову

Конечно, когда мы говорим, что поэзия есть время внутреннего мира, не стоит понимать это буквально. Вообще ни одно слово языка, предназначенного для внешнего измерения реальности, нельзя использовать непосредственно для внутреннего измерения. Все слова здесь будут звучать фальшиво. Вообще сама речь — вторична для внешнего мира, здесь она только средство, а там, внутри, она — ткань бытия, его творящая временнáя канва. Поэтому чтобы осваивать внутренние миры и искать непосредственную связь Я и Ты, так необходимо новое отношение к слову.

Мы привыкли воспринимать слово с утилитарной точки зрения, относиться к нему как к средству передачи информации. Поэзия — и та рассматривается как приятная эстетическая добавка к повседневности. Такое положение дел — естественное следствие развития новоевропейской науки, корни которой уходят в средневековую магию. С одной стороны, магическое слово-заклинание — это ещё обращение к живому организму Природы, подразумевание в ней внутренней бесконечности, с другой стороны, заклинание — уже утилитарно, это средство для получения желаемого результата. Оно перестаёт быть творящим (как Божественное слово), поэтическим (как слово античных трагедий) или священным (как слово молитвы). С развитием классической науки слово-заклинание заменяется словом-описанием механизма Природы, вовсе лишённого какого-либо внутреннего измерения.

Однако между магией средневековых алхимиков и экспериментальным естествознанием учёных Нового времени яркой звездой сияет период культурного Ренессанса. Он начинался именно со Слова! «Считалось, что в становлении духовного образования человека (которое называлось термином «humanitas» — Н.П.) основная роль принадлежит словесности, то есть поэзии, риторике, истории и философии» [5, с. 213]. Эти дисциплины наименее прагматичны, а значит, в них человек проступает в своей истинной духовной природе, а не в частных эмпирических нуждах. В Италии ещё задолго до великих художников Высокого Возрождения Данте Алигьери пишет «Новую жизнь» и «Божественную комедию», а Франческо Петрарка —  сонеты к Лауре. Позже голосом Возрождения становится Эразм Роттердамский — писатель, мечтавший объединить Европу в республику учёных-гуманистов. Его единственным оружием в любой битве было Слово. И пусть гуманисты-литераторы тогда проиграли в «войне» за умы и сердца людей, этот краткий исторический момент показал, на какую высоту может вознестись человеческая природа, каких титанов Духа может родить земля (Боттичелли, Леонардо, Рафаэль, Микеланджело), если Слово является мироподобным, живым и не безучастным к судьбам мира.

В самый мрачный период ХХ века во время Второй мировой войны в концлагере Виктор Фракл создал новую психотерапевтическую практику — логотерапию — терапию Словом. Что ещё могло спасти людей, оказавшихся внутри этого гигантского бездушного механизма? Только сущностное Слово, способное творить внутри человека спасительную опору для его потерявшего смысл бытия. У Варлама Шаламова есть удивительный рассказ «Сентенция» — о том, как со Слова начинается духовное возрождение человека, почти потерявшего своё человеческое Я в лагерях ГУЛАГа.

История хранит свидетельства о том, как иногда великие люди принимали обет молчания. Так молчали Фома Аквинский, Андрей Рублёв, многие годы раз в неделю в течение суток хранил молчание Мохандас Ганди. Через эту внешнюю тишину все они пытались сосредоточиться на внутреннем делании, вернуть словам утраченную силу. В фильме «Жертвоприношение» Андрея Тарковского главный герой жалуется, что он очень много болтает. Он не знает, как перейти от слов к делу. Но во внутреннем мире Слово и Дело спаяны воедино, здесь сущностное поэтическое Слово — это Время любого деяния, творящее Время перехода от небытия к бытию.

Некоторые выводы и следствия

Когда соразмерность внешнего и внутреннего нарушается со стороны пространства, возникают «пустоты небытия» — внешний мир, не подкреплённый внутренним содержанием, не имеющий глубины. Когда поэтическое слово превращается в средство и теряет свою творческую силу, возникают «пустоты безвременья» — физическое время, не подкреплённое внутренней целевой активностью. Переход от причин к следствиям становится в таком времени чисто автоматическим, мы существуем по инерции внутри гигантского механизма заведённых не нами часов и только увлекаемся в бездну расшатывания и угасания этого первоначального завода (тепловая смерть Вселенной).

Конечно, слова как описание внешнего мира и средство коммуникации в мире «Я-Оно» никуда не исчезнут. Привычная нам речь может претерпевать изменения: уточняться,  упрощаться, наполняться вспомогательными средствами (эмодзи-смайлами и т. п.). Главное, чтобы такая речь не осталась единственной. Нужно дать времени Время, чтобы зазвучало творящее слово, в котором Я и Ты слышат друг друга непосредственно, в котором внутренние миры со-общаются друг с другом как сосуды с водой. Вообще, отношение к слову в мире — как отношение к воде на планете — является индикатором чистоты и верного направления эволюции. Если цивилизация загрязняет воду, значит, она движется к гибели — нужно переосмыслить направление движения. Если нивелируется ценность слова, значит, цивилизация вырождается, какие бы лозунги при этом ни звучали. Потому что для устойчивости мира нужны не лозунги, а настоящие стихи. Чистое как родниковая вода поэтическое слово…

 

Библиографический список

1. Бубер М. Я и Ты – М.: Высшая школа, 1993. – 175 с.

2. Воротков М.В. Идеи Козырева: 30 лет спустя / Время и звезды: к 100-летию Н.А. Козырева. – Спб.: Нестор-История, 2008. – С. 275-298. URL: https://lib.rmvoz.ru/bigzal/kozyrev_vremja-i-zvjozdy

3. Моисеев В.И. Философия мироподобия / Курс лекция. Лекция 1 14.11.2019 г. URL: https://www.youtube.com/watch?v=oM3kF6r4Ffw (дата обращения: 23.03.2020).

4. Налимов В.В. В поисках иных смыслов. – Спб. – М.: Центр гуманит. инициатив, 2013. – 464 с.

5. Реале Дж. Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Том 2. Средневековье. – ТОО ТК «Петрополис», 1994. – 368 с.

6. Хайдеггер М. Гёльдерлин и сущность поэзии // Логос – 1991. – №1. – С. 37-47.

 

Источник 

 

Поделиться

1 комментарий

  • Ответить

    Настоящая поэзия - это сплав этики и эстетики, что доступно совершенному разуму.  Это представляет собой совершенство формы и содержания, что оказывает на умы большое воздействие. 

Ответить Сергей Бахматов Отменить

Ваш e-mail не будет опубликован. Поля обязательные для заполнения *