М.Тишков. ВИЗАНТИЙСКОЕ НАСЛЕДСТВО КАК ВАЖНЕЙШЕЕ СЛАГАЕМОЕ РУССКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

352

 

 

Использование в названии доклада слово «русской» вместо «российской» неслучайно, так как настойчивые попытки утвердить приоритет одного звучания над другим начатые 27 лет назад всегда вызывают идиосинкразию, хотя семантика обоих слов одинаковая. И это даже несмотря на то, что прилагательное «российский» вошло в обиход уже с 15 века как результат греческого влияния, а Ломоносов слова росс и Россия закрепил за высоким стилем. Благодаря Карамзину народная форма прилагательного «русский» опять вошла в употребление, а выражение росс стало восприниматься как архаика. Однако в недавнем прошлом неким общественно политическим субъектом опять была востребована форма прилагательного «российский» для именования новой идентичности, пришедшей на смену уже не «новой исторической общности» — советскому народу. Таким образом мы наблюдали за период времени менее ста лет волшебное превращение русского народа сначала в советский, а затем в российский. Можно себе представить, как лет через 500 историки будут ломать голову над исчезновением русского народа и появлением на его месте никому ранее не известного советского, а затем над таким же загадочным его исчезновением и появлением народа российского. И ведь они не смогут объяснить это тем, что исчезнувшие народы кто-то завоевал. Скорее наоборот. Эти загадочные народы исчезали, предварительно побеждая всех своих недругов. То есть картина будет столь же загадочна, как аналогичная для современных историков, изучающих необъяснимые исчезновения в никуда и появления ниоткуда народов на пространстве Великой степи примерно с 6 в до н.э. и до 9 в н.э., т.е. с персидского царя Кира и до нашего князя Олега.

Когда весной 2014 года Крым «вернулся в родную гавань», вокруг этого факта неожиданно образовался ещё один общественно-политический субъект, для которого неологизм «крымнаш» приобрёл ярко выраженную положительную коннотацию. И вопрос о том, что это за субъект и каково содержание его идентичности имеет сегодня для нас принципиальное значение. Думаю, что почти для любого очевидно, что попытка продолжать обращаться к этому субъекту «Дорогие Россияне» прозвучит, мягко говоря, неточно. А, грубо говоря, нелепо. Потому что под этим субъектом мы можем разуметь только историческую Россию, или Русь, ныне существующую в виде РФ, а до этого в виде Советского Союза, а ещё ранее в виде РИ и Древнерусского государства т.е. государства Русского народа. И претензии на Крым субъекта с любым иным названием будут нелегитимны.

А говоря о духовном и смысловом генезисе русской идентичности мы не можем обойти вниманием Византию и сформировавший её принцип византинизма.

Размышляя об этом, я предлагаю сначала задуматься о том, что из себя представляет категория национальной идентичности как таковая — является ли она лишь условно-абстрактным конструктом, изобретённым и утилитарно используемым в общественных науках и политической практике, исторической эмпирикой, возникающей под влиянием свободной игры климатических, географических и субъектно-человеческих обстоятельств, или ей может быть присущ объективный, онтологический статус.

Иными словами, исторически сложившийся межпоколенческий макроколлективный субъект с общей историей, языком, происхождением, культурой, религией, национальным этосом и священными камнями, национальным мифом и национальной идеей – это человеческое слишком человеческое, или нечто большее.

Ответ на этот вопрос зависит от типа сознания вопрошающего. Для носителя радикально светского сознания, без намёка хоть на какой-то метафизический фундамент – идентичность – это конечно же первое, или второе, не обладающее самоценностью, но лишь функциональностью, и если уж и стоит заботиться о сохранении или укреплении идентичности, то лишь для прочности и устойчивости национально-государственного механизма. При этом он считает, что с идентичностью можно при необходимости произвольно осуществлять разнообразные операции — трансформировать, комбинировать, создавать заново с нуля, или вообще от неё отказаться, как это недавно официально сделали в Канаде, объявив её безнациональным государством. Мы знаем в истории такие попытки – и из наиболее значимых для нас примеров можно вспомнить историю создания на западнорусских землях, оказавшихся под временной оккупацией сначала Польши, а позднее Австро-Венгрии вместо русской идентичности украинскую, позднее осуществление проекта замены той же русской уже на новую советскую идентичность. Или последнюю попытку по трансформации советской идентичности в радикально антисоветскую, осуществлявшуюся с конца 80-х и на протяжении всех 90 годов, когда советник Ельцина Ракитов говорил о том, что надо заменить ядро нашей культуры. И хочу заметить, что для носителей такого подхода «возвращение Крыма в родную гавань» всегда будет нелегитимно. Для них не только неприемлема сама мысль о национальной идее или исторической миссии, но и не является абсолютной ценностью государственно-политический, экономический или идеологический суверенитет. Для иллюстрации уровня понимания ими проблемы идентичности стоит привести лишь пару примеров. На одном из заседаний Совета безопасности, возглавляемом Ельциным, было заявлено, что «национальной идеей должны быть деньги», что по сути означало полный разрыв с многовековыми фундаментальными устоями русского национального сознания и как результат не могло не привести к тотальному регрессу всех сфер национальной жизни. И хотя время, когда это было произнесено отстоит от нас уже довольно далеко, но принципиальной эволюции эта идея на уровне властного субъекта так и не претерпела. До сих пор в публичных выступлениях одного из самых высокопоставленных наших чиновников на темы, затрагивающие смыслы и цели нашего национального бытия, мы слышим, что у нас должна быть «норрррррмальная страна», в которой человеку должно быть комфортно. Подобная формулировка – это очевидно венец творческих усилий современного элитария на ниве национальной идеологии. Но когда слышишь подобное, то сразу вспоминаешь, что это лишь вторая половина расхожего рекламного слогана, который целиком звучит как «Сухо и комфортно». Кредо его и ему подобных особей Шекспир вложил в уста принца Датского — «Что человек, когда его желания – еда и сон? Животное, не боле».

Для человека же с религиозно-метафизическим мировоззрением идентичность – это объективность, данная свыше. А точнее вызванная к жизни Творцом в синергийном действии с человеком, готовым в этом сотрудничестве взять на себя роль исторического субъекта. И в основе этой идентичности лежит национальная идея, определение которой лучше всех дал русский философ Владимир Соловьёв. По Соловьёву«идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». С подобной точки зрения попытка изменить национальную идентичность через видоизменение национальной идеи, или просто через её замену, изобретение новой идеи взамен старой вне всякого преемства или развития – это попытка, заведомо обречённая на неудачу. Она может закончиться либо пониманием невозможности такой трансформации и возвращением к исходной идентичности, либо гибелью национального организма, распылением нации и усвоением её обломков другими историческими субъектами.

Из этого второго подхода возникают некие непреложные следствия. И я хотел бы на них остановиться подробнее.

Итак, первое и главное – национальную идею и соответствующую ей национальную идентичность нельзя придумать, изобрести, сформулировать в соответствии с теми или иными сиюминутными политическими задачами и потребностями. Её можно осознать, вспомнить, заново для себя открыть, как давно существующую и лишь на время забытую. Национальная идея – это константа национальной истории. Разработать или сформулировать можно лишь вытекающую из неё государственную идеологию.

Современный русский философ Александр Молотков предлагает следующие дефиниции, определяющие соотношение национальной идеи и национальной идеологии, всегда выступающей в форме государственной идеологии. «Государственная идеология есть объективированная во времени форма национальной идеи, отражающая государственно-историческое самосознание нации на данном этапе истории». Таким образом, государственная идеология, отражая преломление национальной идеи в конкретном историческом процессе и в конкретное историческое время, призвана выполнять важнейшую функцию – быть основой национально-государственной идентичности, охранять собою преемственность национально-исторического бытия». (А Молотков). При этом надо отметить, что одним из критериев подлинности национальной идеи, долженствующим защитить нас от её искажения или неправильного прочтения, является её универсальность. Это опять-таки очень хорошо выражено у Соловьёва. «Раз мы признаем существенное и реальное единство человеческого рода — …- раз мы признаем это субстанциональное единство, мы должны рассматривать человечество в его целом, как великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации. С этой точки зрения очевидно, что ни один народ не может жить в себе, чрез себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества. Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию в этой вселенской жизни, — вот ее истинная национальная идея, предвечно установленная в плане Бога».

Очевидно, что эта национальная идея существует уже на заре формирования любого реального исторического субъекта, т.е. того, деятельность которого входит в общий план действия промысла в истории. Разным народам может быть уготована разная роль по масштабу и времени его действия на исторической арене, но в этом замысле все роли важные.

Но отсюда следует второй важный вывод – если народ и его элита находит в себе желание и энергию действовать в соответствие с этим высшим замыслом, тогда ему способствует удача, потому что промысел ему содействует. Если же он уклоняется от предначертанного исторического служения, то он сходит с арены, и далее либо влачит некое остаточное существование, либо исчезает вообще. Каждый может найти для себя множество примеров в истории для иллюстрации этого вывода. Но, наверное, наиболее ярким и выразительным примером является судьба еврейского народа. Вообще этот тезис модельно проиллюстрирован в священном писании, как Творец оставляет народ, если он изменяет своему предназначению, или поднимает его из глубокого упадка в том случае, если он возвращается к нему.

И третий вывод. Для того, чтобы выйти из состояния исторического беспамятства и национального упадка, мы должны вернуться к самим себе и опять соединиться со своей национальной идеей, которая позволит выработать современную государственную идеологию. Но для того, чтобы не ошибиться и найти верный путь, мы должны вернуться к самым истокам формирования русской цивилизации, и здесь нам никак не обойтись без византийского наследия и осознания того, чем это наследие так для нас ценно в своём прошлом, какие возможности оно для нас открывает в настоящем и какие пути развития нам предлагает в будущем. Вообще важность возвращения византийской тематики в современный общественно-политический, культурно-исторический и философский дискурс невозможно переоценить. Без элементарных знаний о Византии в современной и исторической России очень мало, что можно понять. И точно так же нельзя понять её сложных, чаще антагонистических отношений с Западной Европой. А также и столь радикального расхождения путей развития России и Западной Европы в 20 веке.

А между тем так радикально расходящиеся вектора их развития были заложены ещё в 7 – 8 веке, когда формировался тот принцип, который великий русский историк византинист – Ф.И.Успенский, автор классического пятитомного труда по истории Византии, назвал византинизмом и который явился основным организующим началом исторического развития Юго-Востока Европы, став идеалом славянского царства, в отличии от романизма, определившего пути развития Западной Европы. Действие этих двух принципов определило в конечном счёте разделение Европы на православную и католическую. И если церковно-догматическая история вопроса известна достаточно хорошо, и потому я не буду её касаться, то влияние византинизма на политические и экономические отношения не получили такого освещения, и потому для иллюстрации высказанных тезисов, думаю, будет интересно остановиться на менее известном и не так широко вошедшем в обиход материале.

Одним из основных препятствий к распространению романизации на востоке империи стал изданный в VIII веке Крестьянский закон, который сыграл ключевую роль в экономическом развитии на Востоке. Самым важным нововведением в нём стало положение о свободном крестьянском сословии и мелком землевладении.

Этот закон касался того экономического явления, которое наблюдалось и на Западе, и на Востоке в 8 -9-ом веках. Нужда гнала свободных людей в кабалу и к помещику, переходя в разряд барщинных и крепостных, или к своему же богатому крестьянину – кулаку, вынуждая их становится у него батраками. И там и здесь решался вопрос, быть ли мелкой земельной собственности и многочисленному сословию свободных мелких землевладельцев. Так вот на Западе при Каролингах, которые не приложили к охране свободного сельского сословия сколько-нибудь значительной энергии, процесс завершился в пользу крупных землевладельцев и помещиков, послужив основанием для развития феодализма. На Востоке же Византийские цари энергично вступили в борьбу с крупным землевладением, с высшей чиновной и служилой аристократией, говоря современным языком с тогдашней олигархией, и сохранили крестьянскую общину от разрушения. Основной земельный фонд находился в государственной или в императорской собственности, и земля либо сдавалась в аренду, либо жаловалась за военную или государственную службу. Византийские феодалы никогда не имели права высшего суда в своих владениях, а большая часть феодальных пожалований не была наследственной. В Византии не сложилось иерархической сеньориально-феодальной системы, как на Западе. Все феодалы зависели от центральной власти. Военная организация также была государственной, феодалы не имели своих собственных сильных военных отрядов. Также принципиальным отличием было то, что в Византии титул давался только пожизненно и никогда не был наследственным. В отличие от Западной Европы, где феодальная иерархия привела к возникновению устойчивой системы титулов, приобретших наследственный статус. Кроме императорской, государственной и условно-феодальной собственности в Византии существовала собственность крестьянских общин и индивидуальная крестьянская собственность. Результатом политики византийских императоров стало то, что византийская община, пережив экономический кризис, сумела сохраниться практически до турецкого завоевания, став надёжной экономической и военной опорой государства. Можно сказать, что благодаря такой политике, Византия сумела продлить почти на целое тысячелетие историческое существование, выполнив свою историософскую миссию – просветить светом христианской веры окружающие её народы, обогатив их своей высокой культурой, и передав впоследствии эту миссию Третьему Риму.

Интересно упомянуть некоторые конкретные меры, предпринятые в частности императорами Македонской династии для сохранения сельской общины. Например, чтобы предупредить её распадение, закон установил неотчуждаемость земельного имущества у общины. И в конечном счёте радикализм правительства дошел до того, что оно возложило круговую ответственность за несостоятельность общины на крупных землевладельцев данной местности. Помещики были обязаны круговой порукой охранять интересы мелкого землевладения.

Очень интересно остановиться на мотивах и чувствах, порождавших подобные законы. Вот, например, вступление к одному из законов, изданных в 934 г. византийским императором Романом Лакапином: «Есть люди, которые, отрицаясь от своей духовной природы и Создателя, заботятся только о земных благах и временном благополучии. От таких людей, с жадностью гоняющихся за богатством и подверженных страсти стяжания, происходят все бедствия, отсюда всякие замешательства, отсюда все несправедливости, отсюда великие и долгие страдания и стоны бедных. Но за бедных стоит сам Господь, говоря в Писании: ради мучения бедных и воздыхания убогих Я восстану. Если же сам Бог, возведший нас на царство, восстает на отмщение убогих, то как можем мы пренебречь своим долгом, когда именно от одних очей царских бедняк ждет себе здесь утешения. Ради того, имея намерение поправить, что было недавно совершено или дерзко предпринято против отдельных лиц, мы издаем настоящий закон, который послужит к устранению и искоренению ненасытной страсти любостяжания так, чтобы отныне уже никто не был лишаем своего, и чтобы бедный не испытывал преобладания сильных». Разве не интересный текст, и прежде всего тем, что мы здесь видим что-то похожее на социальную доктрину, вдохновлённую христианским вероучением, христианской моралью, которая исходит из того, что любостяжание – это грех, и угнетение слабых сильными также. И ведь как современно звучит! А вот что говорится о таких же мерах Константина Порфирородного: «Он видел, что жадность людей ненасытных распространяется все более, что сильные люди прокрались в средину провинций и сел и угнетают там несчастных крестьян, что властели посредством насилия и различных хитрых уловок приобрели себе многие поместья. Что же делает мудрый государь? Он определил, что все богатые, со времени его провозглашения самодержавным государем (944) приобретшие покупкою, дарением или насилием поместья и поля в селах, должны быть изгнаны без всякого вознаграждения». Неправда ли – также чрезвычайно занимательный текст – практически призыв к пересмотру итогов приватизации, и к тому же исходящий из уст самого императора. Сравните с аналогичными высказываниями современных наших руководителей о том, что приватизация конечно же была незаконной, но пересмотру её итоги не подлежат. Им есть, чему поучиться у византийских императоров. Современные либералы с их священным правом собственности должны были бы заклеймить такого императора как коммуниста. Ведь он что сделал — всё отнял и поделил. А самым радикальным государем, принявшим суровые меры против властелей, был, несомненно, царь Василий II Болгаробойца, современник Владимира Св. Вот одно место из его закона: «Немало были мы обременяемы жалобами бедных по поводу 40-летней давности и, много раз проходя области царства нашего, собственными глазами видели совершающиеся ежедневно в отношении к ним обиды. Разве не может властель, обидевший бедного, долгое время пользоваться своей силой и благосостоянием, а потом еще передать то и другое своим наследникам? Чем же может в таком случае помочь бедному время? Не должны ли мы сами вступиться, обуздать сильных, поддержать бедных в принадлежащих им правах? Когда богатые властели посредством покупки вторгаются в сельские общины, и когда потом их наследники вместе с имением в продолжение нескольких поколений получают по наследству силу и влияние своих предков, то, конечно, бедному нет возможности возбудить иск о возвращении отнятого у него насилием или обманом». Здесь очередной император покушается ещё на одну священную корову современного капитализма – наследственную концентрацию капитала и власти.

Стоит вспомнить важнейшие принципы организации общины в Византии. Её живучесть зависела от следующих условий: 1) от неотчуждаемости общинных земель, 2) от громадного излишка общинной земли против той, которая была разделена на дворовые участки. Этот излишек иногда превосходит в несколько раз то количество, которое находилось в подворном владении, и составлял общинный экономический ресурс про черный день. Наконец, 3) живучесть общины зависела от того, что она была обширным и хорошо организованным целым: по памятникам видно, что община состояла иногда из 30 или 40 деревень; таким образом, экономическая и платежная слабость одной деревни была восполняема другой, насилие богатого соседа над одним членом вызывало отпор со стороны других. Это описание древней общины свидетельствует о том, что наша русская крестьянская община представляет собой не наше русское уникальное явление, а является общей особенностью восточноевропейского развития, заложенной ещё в Византии. И как это ни парадоксально, но аграрная политика большевиков и программа коллективизации по факту воспроизводит в основных чертах византийский сельский хозяйственно-экономический уклад, и не выглядит уникальным изобретением русских коммунистов, при кажущемся радикальным их разрыве со всеми традиционными формами и укладами русской жизни. Ведь они по сути отменили помещичье, т.е. феодальное землевладение и возродили общинное. Как в Византии. А сталинская партийно-государственная номенклатура, без права наследования титулов разве не напоминает византийскую служилую аристократию? Одной из причин краха СССР стало стремление советской номенклатуры сделать положение и привилегии наследственными. Схожая беда погубила и Византию. Вообще, исходя из второго ранее обозначенного тезиса о том, что успех народу и государству приносит политика, следующая в основных своих чертах в фарватере национальной идеи, можно констатировать, что политика большевиков в значительной степени ей соответствовала, вследствие чего именно Советская Россия достигла пика своего исторического могущества. И сегодняшний её, России, пусть медленный, но всё-таки подъём связан именно с возвращением на предначертанный ей свыше путь.

Все приведенные примеры, напоминающие о некоторых слагаемых нашего византийского наследства, дают возможность увидеть, что пренебрежение ими стало роковой ошибкой русской монархии. Закрепощение крестьян, вместо защиты мелких землевладельцев, нарушение межсословного договора в виде указа о вольности дворянской и оставление при этом крестьян в крепости, затем запоздалое их освобождение, которого все ждали после Отечественной войны 12 года. Непоследовательность в акте освобождения, когда крестьяне были отпущены на волю без земли. Затем столыпинская реформа, направленная на разрушение традиционного русского общинного крестьянского уклада, которая по факту провалилась и стала ещё одним детонатором революции. Если бы вместо неоправданного вступления в первую мировую войну за то, что только казалось византийским наследством, а по сути было призраком, непонятным для народа, царская власть своевременно использовала бы что-нибудь реальное из этого наследства для внутриполитических и экономических реформ, то можно было бы избежать и катастрофы и кровавой посткатастрофической сборки, миссия по осуществлению которой легла уже на большевиков. И одной из тяжелейших её ошибок стало пренебрежение базового системообразующего принципа византинизма – симфонии церковной и государственной власти. Если бы вместе с дарованием свободы крестьянам свободу от синодального рабства получила бы и церковь, то, наверное, она так единодушно не поддержала бы февральский переворот. Да и он бы просто не случился. Возможно ещё Николаю II было не поздно даровать церкви давно ожидаемую ею свободу. Но сделано было ровно наоборот. Указ 1905 года «Об укреплении основ веротерпимости», даровав свободу вероисповеданий всем остальным конфессиям, ничего не сделал для православия, сильно тем самым ослабив его авторитет. В результате за 4 последовавших года было зафиксировано свыше 300 тысяч случаев выхода из православия. А неоднократные после выхода этого указа обращения к царю о необходимости созвать поместный собор и восстановить патриаршество наталкивались на его отказ.

Думаю, что этих примеров достаточно для демонстрации того, насколько важно для нас сегодня обращение к византийскому наследству, важнейшему слагаемому нашей идентичности, учёт которого позволит нам выбрать верную стратегию для будущего и уберечь от роковых ошибок в настоящем. Подлинность и тождественность формы и содержания нашей национальной идентичности должны стать важнейшей заботой государства на самом высоком уровне. Борьба за идентичность сегодня это главный фронт консциентальной войны, значимость которой русский психолог Ю. Громыко характеризует следующим образом: «Консциентальная война предполагает, что мир вступил в новый этап борьбы – конкуренции форм организации сознаний, где предметом поражения и уничтожения являются определенные типы сознаний, которые должны быть просто уничтожены, перестать существовать. А носители этих сознаний, наоборот, могут быть сохранены, если они откажутся от этих форм сознания. Это происходило и раньше, когда один тип организации сознания вытеснял другой, как, например, христианство сменило язычество. Но в настоящий момент эта конкуренция и борьба принимает тотальный характер, становится чуть ли не единственной и ведущей. Очень важно понимать, что уничтожение определенных типов сознания предполагает разрушение и переорганизацию общностей, которые конституируют данный тип сознания».

Для России, проигравшей в 90-х годах одну из битв этой всё ещё продолжающейся войны, её византийское наследство может стать мощнейшим ресурсом для будущей решающей победы. Но этим ресурсом надо быть способным воспользоваться. Если есть заряд, то должны быть средства его доставки. Так что же что может стать нашим главным оружием в этой войне? Здесь ответ однозначен — это образование. Это главный фронт, главное наше оружие и главная наша надежда на победу. Это то самое единое на потребу, после нахождения которого всё остальное приложиться. Именно сюда должны быть направлены усилия тех, кто понимает проблему, хочет её решить и обладает для этого какими-то возможностями. Для начала необходимо, чтобы люди, имеющие отношение к принятию решений, осознали, что главным инструментом по формированию правильной национальной идентичности является национальная система образования. И это её главная задача. Далее встаёт вопрос, как она должна быть организована, или что в ней должно быть изменено для достижения поставленной цели. В этом формате нет возможности говорить об этом подробно, обо всех аспектах и рецептах. Выделю главное. Первое — это содержание и перечень предметов гуманитарного цикла и методика их преподавания. Второе — это содержание и методы воспитательной работы. Есть объективные трудности в том, что современная массовая школа не готова будет сразу воспринять все необходимые изменения. И это связано с огромной инерционностью системы образования. Она очень долго сопротивлялась усилиям по её разрушению. Теперь также долго будет сопротивляться попыткам её вылечить, если бы такие стали предприниматься. Но на начальном этапе не обязательно менять сразу всё и везде. Способом решения могло бы стать создание двухконтурной системы образования. Внутренним контуром должны быть передовые школы, которые во многом уже построили у себя образовательную модель, близкую к идеальной с точки зрения сформулированных выше задач. Их надо поддержать и обеспечить все условия для роста и развития. А на их примере постепенно менять массовую школу. Для успешности и эффективности любого общества достаточно, чтобы оно хотя бы на 10% состояло из хорошо образованных, правильно индоктринированных, активных и мотивированных людей, которые могут стать ресурсом развития этого общества. Ресурсом, из которого может быть рекрутирована элита служения, а не элита потребления и господства. В самых влиятельных современных странах существует обязательный образовательный фильтр для управляющей и государственной элиты, гарантирующий правильную индоктринацию с точки зрения формирования фундаментальной и устойчивой к чужеродным влияниям национальной идентичности. И в этих странах чрезвычайно чувствительно и внимательно относятся к этому процессу. <…>

Так вот, возвращаясь к идее двухконтурного образования, я хочу сказать, что сегодня в России есть сложившаяся система школ, которые могли бы послужить основой этого внутреннего контура. Это система православных гимназий, рост и развитие которых до последнего времени активно сдерживался на институциональном уровне чиновниками от образования, индифферентностью законодательной власти и, что греха таить, пассивностью, к великому нашему сожалению, ответственных за это синодальных структур. А происходит это именно от того, что подавляющее большинство лиц, ответственных за эту политику не обладают правильно сформированной национальной идентичностью необходимым для их положения уровнем исторического образования. Потому они и не в состоянии руководствоваться в своих действиях подлинными национальными интересами, попросту их не понимая. Иначе бы знали о том, что для трансляции идущим на смену поколениям подлинной, а не искажённой или полустёртой национальной идентичности необходимо соблюдать принцип культуросообразности образования в государственных образовательных учреждениях, в том числе посредством преподавания гуманитарных предметов на основе духовно-нравственных традиций и ценностей. Сейчас в нашем образовании этот принцип соблюдается в полной мере только в системе православных общеобразовательных школ, созданных с участием РПЦ. Политика сдерживания развития этих школ реализуется через противозаконную практику ограничения их государственного субсидирования, в результате чего размер государственной субсидии, приходящейся на одного учащегося православной школы оказывается в 4 – 5 раз меньше чем в государственной или муниципальной. В результате задачи по финансированию православного образования ложатся на плечи родителей, что по факту является дискриминацией граждан по религиозному признаку, или налогом на вероисповедание, хотя эти дети такие же Российские граждане, как и их сверстники из муниципальных школ. И это финансовое бремя становится для большинства православных семей препятствием непреодолимой силы в осуществлении их желания обучать детей в православной школе. Чтобы исправить эту ситуацию, необходимо обеспечить реальное равенство учащимся этих школ по условиям обучения, аналогичное их сверстникам из муниципальных школ. И позволить семьям самостоятельно выбирать место обучения их детей в согласии с мировоззренческими установками семьи, кстати гарантированную конституцией.

Чтобы не дать возможности профессионально ангажированным критикам объявить эти тезисы очередным стремлением клерикалов получить корпоративные преференции приведу для большей убедительности в пример Францию, где ещё в 2002 г озадачились аналогичной проблемой. Несколько лет назад государство и общество во Франции пришли к парадоксальному для себя выводу о деградационных тенденциях в развитии национальной системы образования. Общество столкнулось с ситуацией, когда учащиеся частных католических и протестантских частных колледжей выпускаются гораздо более социально адекватно подготовленными к жизни во французском обществе и культурно более развитыми, чем учащиеся государственных школ. Выяснилось, что связано это, в немалой степени, с реализацией государством политики, направленной на изоляцию религиозных объединений от государственной системы образования и изъятие из культуры ее традиционной религиозной составляющей. В феврале 2002 г. был обнародован доклад Министерства образования Франции, больше известный как доклад Режиса Дебрэ «Преподавание в светской школе предметов, касающихся религии», в котором была сделана попытка дать обстоятельный анализ необходимой меры соотношения светского характера и культуросообразности образования в государственных школах Франции.

Французское общество все более ощущает угрозу коллективной потерянности, разрыва национальной и общеевропейской памяти, где недостаток религиозно-культурной образованности не позволяет понять ни фронтоны собора в Шартре, ни произведения Тинторетто, ни шедевр Моцарта «Дон Жуан», ни «Страстную Неделю» Арагона. В докладе акцентируется, что как только для людей Троица становится только лишь названием парижской станции метро, а выходные и каникулы в дни Пятидесятницы становятся простым календарным фактом, происходит опошление окружающей повседневности, деградация национальной культуры, деградация самого общества, потеря исторического сознания. «Для всех очевидны нравственная, социальная и наследственная растерянность; нетерпимость, заблуждение, плохое состояние духа. Образовался некий разрыв в передаче наследия, которым раньше занимались церковь, семья, обычай, гражданственность, что впоследствии легло на плечи народного образования, которое должно было обеспечить элементарную ориентацию в пространстве и времени, но не смогло. Эта смена эстафеты произошла около 30 лет назад, когда классическое образование и гуманитарные классы оказались непопулярны, когда превосходство формалистского подхода в школе к текстам и произведениям вытеснило такие традиционные дисциплины, как литература, философия, история, искусство. «Религиозное бескультурье» (вопрос перед Богородицей Боттичелли «что это за женщина?»), о котором так много говорят, появилось не само по себе. Оно началось с момента потери распознавательных кодов, затрагивающих все области знания, жизни, менталитета… Мы перемещаемся с одного места на другое так же быстро, как «теряем историческое сознание». А разве действенным противоядием этой потери равновесия между пространством и временем, этим фундаментальным креплением любого цивилизованного государства, не является ли вынесение на передний план генеалогии и исторического обоснования современности?

В завершение для наглядности я хотел перечислить в качестве примера лишь некоторые особенности образовательной программы православной классической гимназии Радонеж, которые отличают её от массовой муниципальной школы. Два современных иностранных языка – один из которых углублённо по программе спецшколы, церковно-славянский, латынь, закон Божий, углублённое преподавание предметов гуманитарного цикла. Литературы, с расширенным модулем древнерусской литературы, который преподаётся целый год, и модулем по литературе 18 в. История с интегрированным модулем истории церкви, история искусств – также углублённо и с упором на историю европейского христианского искусства , риторика, модули по логике и философии, в старших классах спецкурсы по углублённому изучению истории Древнего Мира, Египта, Палестины, Междуречья, истории Древней Греции и Древнего Рима, в одиннадцатом классе целый год спецкурс по истории Византии, по учебному пособию, специально созданному в стенах нашей школы. Многое ещё осталось за кадром, но и этого думаю хватит. Эти все ингредиенты позволяют в результате сформировать у учащегося к моменту окончания школы не размытую и неустойчивую национальную идентичность, а титановый сплав, устойчивый к любым видам концептуально-информационного воздействия. Разве не стоит это того, чтобы его тиражировать?

Французское общество не справилось с задачами, поставленными в упомянутом мной докладе. Вопрос – справимся ли мы? Или наша молодёжь окажется у Навального, и он будет заниматься формированием их национальной идентичности?

 

Михаил Тишков

Доклад на круглом столе Византийского клуба в Севастополе

29.07.2017

 

Поделиться

Комментарии (4)

  • Сергей

    07 авг 2017

    Ответить

    Цитата: "А сталинская партийно-государственная номенклатура, без права наследования титулов разве не напоминает византийскую служилую аристократию? Одной из причин краха СССР стало стремление советской номенклатуры сделать положение и привилегии наследственными. Схожая беда погубила и Византию".
     
    Так если СССР и Византия пали по схожей причине, то почему не разобраться в причине краха? Автократия и партократия - далеко не совершенная форма власти, на которую следует возлагать надежды. Социальная справедливость при ней эфемерна (сегодня есть, а завтра нет),  но об этом автор почему-то не говорит, а предлагает реформировать образование. Да, реформировать, конечно, надо, но надо сначала понять, чему учить и подготовить для этого учителей.   

    • Алексей

      10 авг 2017

      Ответить

      А без византийского наследства нельзя построить социализм, уважаемый автор?

    • Алексей

      10 авг 2017

      Ответить

      Сергей Александрович? Не ошибся с отчеством? Вы шутки понимаете? Не обижаетесь? Я был на Сайте "проза ру" и подсмотрел ваше творчество. Я не рецензент, а желание есть высказать свое мнение и не только, а кое-что и создать совместно, полезное. Как уединится, поскольку возможна лексика толь ко для двоих? Что скажете?

  • Сергей

    10 авг 2017

    Ответить

    Я не сторонник тайных переговоров, но Вы можете высказать своё мнение в виде замечания. Регистрация на сайте "проза.ру" занимает несколько секунд.

Ответить Сергей Отменить

Ваш e-mail не будет опубликован. Поля обязательные для заполнения *