И.Роготнев. ТЕОЛОГИЯ РЕВОЛЮЦИИ

66865848_1290321468_474171

 

 

 

Когда первохристиане назвали Господом Иисуса Христа, они отринули господство цезаря. Они ушли в катакомбы – античное подполье. Слово «Царство» имело для них реальное значение, хоть и было оно «не от мира сего». Стать христианином значило перейти в новое подданство и в новое царство. Христианин не мог даже в баню к язычникам пойти. Внутри тлеющей Римской Империи начало расти второе Царство – и второе общество. Потому римляне, толерантно относящиеся к вопросам религиозного многообразия, начали ожесточенную борьбу с христианами. Античный мультикультурализм был ограничен рамками политического подчинения метрополии, да и не слишком терпимо относился к тем, кто брался морально противостоять метрополии, кто бросал вызов развращенным нравам, всё более превращавшимся в фундамент римского образа жизни.

Первохристианская Церковь – это катакомбы, новое Царство, растущее внутри империи второе общество, которое строило свою внутреннюю жизнь по Нагорной проповеди, а отношения с Империей – по правилу «Не мир принес я Вам, но меч». Для подданных нового царства не было противоречия между заповедью любви и воинственностью – это противоречие возникает лишь у современных читателей Нового Завета. Между прочим, сам факт непонимания, как соотносятся Христос любящий и Христос воинственный, лучше всего отражает дистанцию между первохристианами и христианами современными. Первохристиане – подпольщики и нонконформисты. Они – новое царство в мире старых царств, полпреды правды в океане неправды.

Вопрос об отношениях «двух царств» – главный вопрос христианской историософии. Учение о Церкви Христовой не есть учение о построении иерархий и полномочиях церковных авторитетов. Это – учение о судьбах вечности в истории, о «Граде Божием» рядом с «Градом Земным». Трагическое разрешение этого конфликта предрекает уже Первоучитель:

«Но в те дни, после скорби той, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою» (Мк 13:24-26).

Итак, прежде победы Христа, мир ожидают природные и исторические катаклизмы. Иисус завершает свой разговор с избранными учениками мобилизующим лозунгом:

«Итак бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру; чтобы, придя внезапно, не нашел вас спящими. А что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте» (Мк 13:35-37).

Не стало ли современное христианство «спящим»? не перестала ли Церковь «бодрствовать»?

Разрешением главного историософского вопроса был занят Иоанн Заведеев – самый «мыслящий» из учеников Христа, получивший имя Иоанн Богослов. Тема всемирно-исторического конфликта звучит уже в философском введении к Четвертому Евангелию: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин 1:5). Теме сражения света и тьмы полностью посвящено Откровение Иоанна Богослова – последняя книга Библии.

 

Как же решает главный историософский вопрос первый христианский богослов? Апостол Иоанн свидетельствует о своих видениях, в которых вся история предстает как жесточайшая битва «света» и «тьмы», как трагическое самостояние Нового Царства посреди старых царств. В мире нарождается Скверна. Если по отношению к Церкви в христианских текстах используется метафора «Невеста Христова», то Скверна предстает в образе «блудницы». После низвержения «любодеицы» Агнец (Христос) созывает праведников на свою «брачную вечерю». Однако мистический брак Христа обагрен кровью. В обагренных кровью одеждах, на белом коне Он повелевает небесными воинствами. «Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы» (Ин 19:15). Он убивает царей земных, а «зверя» и его «лжепророка» (хозяев Скверны) живыми бросает в «озеро огненное, горящее серою; а прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами» (Апок. 19:20-21). Итак, бодрствуйте!

Наибольшие споры в богословии вызывают главы 19-21 Откровения Иоанна. С одной стороны, здесь говорится о разрешении противоречия в некоем инобытии: «И увидел я новое небо и новую землю… и т.д.» (Апок. 21:1-2). С другой, именно здесь берет исток идея о грядущем Тысячелетнем Царстве Господа на Земле – до конца мира. Исповедание этого Грядущего Царства принято называть «хилиазмом» (греч. χιλιάς — тысяча). Спор о хилиазме – это спор о перспективе конфликта между Новым Царством и старыми царствами, между вечной правдой и исторической неправдой, между Церковью и Скверной. Тысячелетнее Царство есть торжество Правды в истории, в пространстве и времени нашего бытия. «Хилиазм» оправдывает землю как место грядущего торжества Истины – в конце времен, когда Скверна будет повержена, а трупы земных царей будут съедены птицами. Вопрос о Тысячелетии – не узкий богословский вопрос о толковании 20-й главы Апокалипсиса, а самый принципиальный вопрос христианской историософии: принадлежат ли земля и история Новому Царству или же оно осуществит себя только в вечности, когда земля «прейдет»?

«И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет…» (Апок. 20:1-3). Первый признак Тысячелетнего Царства – победа над «тьмой», зло абсолютное будет изгнано из мира человеческой истории, но не уничтожено совсем.

Праведники же, павшие во имя Правды, «ожили и царствовали со Христом тысячу лет. Прочие же из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет. Это – первое воскресение» (Апок. 20:3-5). Воцарение, то есть земное, историческое господство, Христа и праведников – второй признак Тысячелетнего Царства. Нагорная проповедь, заповеди блаженства и завет любви станут, таким образом, главенствующими над всеми иными социальными законами. Царство Христа и праведников значит осуществление братства. Кстати, именно Иоанн Богослов в своих Посланиях наиболее проникновенно писал о любви как главном завете Господа и братстве как главном принципе жизни.

Третий же признак Тысячелетнего Царства – победа над смертью («первое воскресение»). Победа эта предстает как еще неполная, но вполне реальная. Победа любви над злом и смертью – такова формула христианского коммунизма.

Тысяча – число апокалипсическое. Для христианских мистиков оно, прежде всего, означает целую эру – последнюю эру в истории земного человечества (прежде, чем люди познают «новое небо и новую землю»).

По истечении тысячи лет «сатана будет освобожден из темницы своей», произойдет последняя битва, самая масштабная, после которой и диавол будет повержен в «озеро огненное и серное», где уже пребывают зверь и лжепророк. После этой битвы и последует всеобщее Воскресение, Страшный Суд и конец исторического времени. «И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это смерть вторая» (Апок. 20: 14).

Книги Иоанна Богослова с трудом входили в церковный канон, ибо содержали в себе чрезвычайно накаленные, революционные, огненные истины. Как Четвертое Евангелие, так и Апокалипсис (Откровение) вызывали недоверие у многих церковных авторитетов. Сама фигура ап. Иоанна занимает особое место в христианском пантеоне. Он – наряду с Петром – является вторым первоапостолом, чье первоапостольство всегда отвергалось римской церковью. Ватикан и власть Папы легитимированы прямым преемством с апостольским чином св. Петра. «Ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18). Иоанн же предстает в Писании не как неодолимый «камень», а как вечно ищущая душа, любимый ученик, который в своем Евангелии часто называет Христа именно Учителем, Равви. Уже в апостольской общине утверждаются два духовных начала, равноправных и дополняющих друг друга – начала Камня и Огня. Как дух Петров выразился в церкви западной, так дух Иоаннов – в церкви восточной, православной, что мы ощущаем в различиях богословских стилей, иконографических образов, иерархических организаций в двух церквах (см. об этом: Булгаков Сергий, «Свв. Петр и Иоанн. Два первоапостола», Париж, 1926).

Тексты, приписывемые Иоанну Богослову, вошли в церковный канон – вошли как неотъемлемая часть Писания. Их огненный слог, их тревожный пафос всегда взывал к Церкви: «Бодрствуйте!» Многим, однако же, удобнее была Церковь «спящая». В конце концов, религиозный образ жизни – это именно образ ЖИЗНИ, так плохо совместимой с вечным бодрствованием. Полемика о так называемом «хилиазме» есть, помимо прочего, отражение конфликта между церковью бодрствующей и церковью спящей. Сначала «спящие» сопротивлялись вхождению Откровения в канон, а потом – отказывались толковать слова о «тысячелетии» буквально – как пророчество о Новом Царстве на земле, в истории. Изобретались всевозможные символические интерпретации, весьма, впрочем, глубокие.

От огненного коммунизма Церковь отходила в социал-демократию – в заботы о страждущих и религиозное просвещение, отринув ожидание и приближение земного своего торжества. В отличие от коммунистов, социал-демократы всегда умели заключать союзы с господствующими классами и становится к ним на службу.

Однако Церковь (в особенности Церковь Востока) никогда не гасила Иоаннов огонь. Внутри Церкви как общества всегда оставался круг тех, кто жил в «бодрствовании», т.е. вечной войне со скверной. Самой логичной целью этой войны является Тысячелетнее Царство, но к нему идеал огненной церкви, конечно, никогда не сводился.

 

 

 http://eotperm.ru/?p=1131

Поделиться

1 комментарий

  • Сергей

    23 май 2015

    Ответить

    Чтобы понять Христа, нужно подходить к его учению диалектически.
    «…Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.
    И враги человеку – домашние его».
    Здесь Христос имел в виду то, что «большая любовь» к отцу или матери, чем к остальным, неминуемо приводит к несправедливости по отношению к другим. Например, пришла мать к Христу, а он говорит всем собравшимся, мол, извините, подождите меня здесь часок другой, а то и вообще зайдите завтра. Поэтому в его заповеди сказано: «возлюби ближнего, как самого себя. Здесь имеется в виду не степень любви (любовь не имеет степени), а сам факт любви ко всем. Понятно, что такие представления противоречат устоявшимся традициям и не могут быть приняты легко. Отсюда и фигуральное выражение «меч».
    Жесточайшая битва "света" и "тьмы" действительно происходит, но активная роль в этой битве принадлежит "тьме".  Отсюда понятия захватнические войны и войны освободительные. Добро никогда не насаждает себя мечом. В непонимании этого были замечены все классики "раннего" социализма. Все они исходили из ложной предпосылки, согласно которой добро может родиться из зла, что не имеет ничего общего с учением Христа.

Ответить Сергей Отменить

Ваш e-mail не будет опубликован. Поля обязательные для заполнения *